Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат - [101]
Игнатьев, проявив гибкость, не стал настаивать на плане-«максимум» и тут же представил британскому министру свой план-«минимум», с которым Солсбери и согласился. Не вызвали у него особых возражений предложения Игнатьева об «исправлении» границ Сербии и Черногории, а также о предоставлении местной автономии Боснии и Герцеговине.
Солсбери и Игнатьев произвели друг на друга хорошее впечатление. В письме к родителям от 25 ноября 1876 г. Игнатьев отмечал: «Солсбери произвел на меня самое приятное впечатление. Он умный, дельный, энергичный и образованный человек. Эллиот силится его натравить на меня. Судя по словам Солсбери послам, я тоже произвел на него благоприятное впечатление. Он представлял меня в совершенно ином свете, как ему представили в Лондоне»[521].
Успешные переговоры с Солсбери удостоились «высочайшего одобрения» действий Игнатьева, сообщал ему Гирс.
По просьбе последнего посол в переговорах с английским министром затронул и среднеазиатскую тему. Наступление русских в Средней Азии чрезвычайно раздражало Англию. России же было важно успокоить ее в преддверии возможной войны с Турцией. Игнатьев сумел сделать это самым блестящим образом (тем более что военные действия в Средней Азии были действительно временно приостановлены). «Ваши переговоры с Солсбери по среднеазиатскому вопросу, – писал послу Гирс, – верх совершенства. Это все здесь сознают, и я горжусь тем, что возымел мысль поручить вам это важное для нас дело. Если Солсбери сохранит свой портфель, то оно может принять отличный оборот»[522].
На первом заседании конференции, которое открыл Савфет-паша, турецкие делегаты возражали против проведения широких реформ в провинциях и оповестили о принятии в Турции конституции, которая предоставляла политические права всем подданным Порты. Но это не произвело особого впечатления на делегатов, хорошо понимавших цену этой конституции. На втором заседании Шодорди зачитал согласованный заранее послами проект реформ, предлагаемый конференцией. Характерно, что австрийские представители не выступали против автономии Боснии и Герцеговины, хотя между Петербургом и Веной был уже решен вопрос об оккупации провинций Австро-Венгрией в случае успешной русско-турецкой войны. Как писал С. С. Татищев, они «только приличия ради не противодействовали проекту, бывшему плодом полного подчинения Солсбери дипломатическому превосходству Игнатьева»[523]. Игнатьев же ничего не знал о ведущихся переговорах по заключению русско-австрийской конвенции, подписанной в Будапеште 3 (15) января 1877 г. Со стороны канцлера это был, конечно, предательский акт по отношению к послу. Горчаков боялся, что, узнав о согласии Петербурга на передачу Боснии и Герцеговины под австрийскую оккупацию, Игнатьев может поднять общественное мнение и сорвать подписание конвенции, обеспечивающей нейтралитет Вены в русско-турецкой войне.
Все делегаты единодушно приняли проект предложенных реформ, включавший территориальные приращения к Сербии и Черногории, автономию Болгарии (разделенной на Восточную и Западную провинции), Боснии и Герцеговины и контроль международной комиссии за проведением реформ. Территория болгарских провинций простиралась от Черного моря до Эгейского и Родопских гор, то есть включала области и со смешанным населением. Реакция турок, привыкших к противостоянию держав в Восточном вопросе, выразилась в восклицании Савфет-паши: «Европа сошла с ума!» Игнатьев свидетельствовал в своих записках: «Солсбери подписался под требованием обширной Болгарии, простирающейся до Родопских гор и Эгейского моря, вместе с русским послом и громил турок всеми силами своего красноречия и негодования за непринятие этого предложения, отвергая от имени всех европейских представителей с негодованием турецкие предложения ограничить Болгарию Балканами, оставив в турецком управлении Южную Болгарию, где именно и происходили кровопролития, возбудившие английское общественное мнение»[524]. Однако посол рано торжествовал. Он был уверен, что Порту заставят принять предложения конференции, и тогда войны удастся избежать. Но Порта твердо отвергла все требования. За ее спиной стоял английский премьер Б. Дизраэли, а действия умеренной группировки в английском правительстве в лице Э. Дерби и Р. Солсбери потерпели неудачу. По возвращении Солсбери в Лондон против него была инспирирована мощная пропагандистская кампания, что побудило его изменить свою позицию и принять план Дизраэли по проведению на Балканах лишь незначительных реформ[525].
Тем не менее решения Константинопольской конференции знаменовали значительный успех Игнатьева. Впервые ему удалось добиться единогласия в стане европейских дипломатов. Решение по Болгарии было важно и в международно-правовом плане, ибо впервые она была признана Европой автономным государством и обозначены ее границы, хотя бы приблизительно.
