Николай Некрасов и Авдотья Панаева. Смуглая муза поэта - [55]

Однажды он прибежал к Панаевой в полном отчаянии, потеряв рукопись романа Чернышевского «Что делать?». Авдотья Яковлевна энергично занялась розысками, дала объявление в газеты, и вскоре бедный чиновник принес потерянный труд, за что был вознагражден 50 рублями.

Этот роман, написанный автором, томящимся в Петропавловской крепости, увидел свет в 1863 году в возобновленном журнале «Современник». В нем Чернышевский, один из первых идеологов феминизма, настаивал не только на женском равноправии, но и на предоставлении женщинам особых преимуществ, поскольку, по его словам, «палку, которую перегнули в одну сторону, чтобы выпрямить, надо перегнуть в другую сторону». Его убеждения, преклонение перед женщинами многие относили на счет Панаевой. Несмотря на тяжелый характер, на несдержанность и некоторую грубоватость, отмечаемую многими современниками, она являла собой личность значительную и незаурядную.

Но друзья, знакомые и сотрудники журнала не могли не заметить нарастающее к ней охлаждение Некрасова. Его отношения с «подругой трудных, трудных дней» становились все более натянутыми, отчужденными. И это нельзя было оправдать какими-то житейскими трудностями; дела Некрасова шли как никогда хорошо. Как уже говорилось, в 1863 году он купил у княгини Голицыной роскошное имение Карабиху – с оранжереями и померанцевым садом.

Поэт как будто стремился захватить побольше от мужской жизни; забывая о многочисленных хворях, увлекался все более молодыми женщинами, нередко принимал профессионалок на своей половине, что было оскорбительно для Авдотьи Яковлевны. И тем обидней, что в этом же доме проживали родственники Панаевой Краевские, поневоле становившиеся свидетелями ее унижения.

Авдотья Яковлевна пыталась вернуть свое былое влияние в редакции журнала. Она участвовала в обсуждении редакционной политики, писала повести и романы. Наиболее значительное произведение Панаевой – роман «Женская доля» (1862), написанный под влиянием идей Н.Г. Чернышевского; в нем она представила на суд читателя свои раздумья о женской эмансипации. Обращаясь к «бедным, честным женщинам», Авдотья Яковлевна предостерегала их от излишней доверчивости: «Женщина, увлекшаяся эмансипацией и отдавшаяся мужчине без всяких гражданских условий, разве она не гибнет также в унизительном рабстве и в придачу еще опозоренная! Поверьте, при разврате общества вам дают настолько свободы, чтоб без всяких жертв со стороны мужчин вы служили бы минутным прихотям, а потом – также без всяких жертв – легко было бы и развязаться с вами. …Пока сами мужчины не сделаются нравственнее – никакая эмансипация женщин невозможна. Рабы не могут сделать свободными рабынь! А если настанет именно нравственный прогресс в человечестве, то женщина, без всяких толков и споров, займет равное положение с мужчиной».

Оглядываясь на прожитые годы, на многие совершенные поступки, она прозрела, но поздно.

Постепенно до Панаевой стала доходить очевидная истина: поэт низвел ее до уровня экономки. «Круглая, бойкая, хозяйственная, очень полногрудая домовитая матрона» прекрасно подходила на для этой должности.

Авдотья Яковлевна любила братьев Добролюбова и очень заботилась, чтобы они по молодости лет не забыли Николая Александровича, дарила им его хорошие портреты, говорила с ними о его характере, убеждениях; с удовлетворением отмечала, что один из них лицом особенно напоминает старшего брата. Некрасов из средств «Современника» выдавал деньги на их содержание и учение.

К этому времени Некрасов, перебрав множество претенденток на роль подруги преуспевающего литератора, остановил выбор на довольно примечательной женщине. У него образовалась прочная связь с актрисой Михайловского театра, француженкой Селин Лефрен-Потчер. Это была содержанка со стажем, очень интересная, очень интеллигентная женщина лет за тридцать. Не то что красавица, но с прекрасной фигурой, всегда модно и со вкусом одетая. Отмечали, что одежда на ней всегда казалась очень богатой – редкое свойство немногих женщин. Селин много читала, не без блеска играла на фортепьяно и пела, но русского языка не знала вовсе. Некрасов же – вот досада! – совсем не знал французского. Авдотья Яковлевна сама обучала поэта чужому языку, чтобы он мог изъясняться со своей новой возлюбленной. Дело шло туго, но Некрасов с Селин как-то понимали друг друга. Николай Алексеевич снял ей богатую квартиру напротив своей, по ту сторону Литейного.

Селин Лефрен-Потчер

Однажды Некрасов попросил Авдотью Яковлевну озаботиться ужином, пока он будет принимать ванну. Радостно оживленная, она приказала накрывать в столовой, где они обыкновенно ужинали вдвоем. Однако вместо Некрасова явился его лакей, захватил ужин и два прибора, объяснив, что после ванны барин будет ужинать у Селин.

Это стало последней каплей. Панаева четко осознала, «кто виноват» и «что делать». Терпеть унижения она больше не собиралась.

После смерти И.И. Панаева издание журнала продолжалось. Единственной наследницей и соответственно совладелицей «Современника» являлась его вдова. Она попросила общего друга и сотрудника журнала Ю.Г. Жуковского урегулировать ее денежные дела и поговорить об этом с Некрасовым. Панаева очень хорошо знала мертвую хватку Некрасова, поэтому предпочла обсуждать вопрос о деньгах не приватно, а предать его огласке, прибегнув к посредничеству третьего лица.