Николай Крымов - [2]
Но главным своим учителем Николай Крымов считал Исаака Левитана. «Лично Левитана я не знал, так как поступил в Школу живописи и ваяния, ...когда Исаака Ильича уже не было в живых. Начиная с первых лет моей самостоятельной творческой жизни меня поражало в Левитане его необычайно тонкое зрение, умение передавать моменты дня и характер русской природы... Пейзажи Левитана тем и замечательны, что при чрезвычайно искусном письме и свободе его техники они удивительно материальны, воздушны и правдивы», - писал Крымов.
Первые и очень удачные живописные опыты молодого художника показали, что в пейзажную живопись пришел горожанин, умеющий увидеть природу среди домов и крыш, «услышать» ее тайную жизнь среди городского шума. На выставке ученических работ небольшой этюд Крыши под снегом (1906) настолько заинтересовал преподавателя училища Аполлинария Васнецова, брата знаменитого Виктора Васнецова, что он приобрел эту работу. Абсолютная «случайность» композиции пейзажа напоминает современному зрителю кинематографический кадр, а мягкость цветового решения заставляет вспомнить быстро сменяющиеся «картинки» сна. Ученическую работу двадцатидвухлетнего Крымова оценили и другие художники, и через два года по решению Совета Третьяковской галереи она была куплена для музея.
Сегодня, в наше суетное, шумное время, глядя на такие работы, как Солнечный день (1906), где тонко передана завораживающая тишина прозрачного зимнего дня, искренне сожалеешь, что в Москве такого мотива уже не встретишь. На этом полотне, как и в картине К весне, присутствует особого рода космизм, выраженный в точном решении тени и света на стенах и крышах невысоких домов. Эта игра освещенных и не освещенных солнцем поверхностей заставляет задуматься о Солнце, как о светиле, гигантском раскаленном шаре, чье тепло и свет поддерживают жизнь на Земле.
Крыши под снегом. 1906
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Крымов в картине Солнечный день тактично соединяет малое и большое, повседневное и великое. Здесь нет ни единого действующего лица (даже скворечник пуст). Но несмотря на тишину, запечатленную на холсте, кажется, что звучит мощный хор, прославляющий жизнь во всех ее проявлениях. Гармоничная ясность и простота картины, лишенной подробностей, - все вместе олицетворяет значительность не быта, но бытия. Не удивительно, что картина находилась когда-то в доме такого взыскательного коллекционера, как Владимир Осипович Гиршман.
Самым близким другом Крымова в эту пору был художник Николай Сапунов, чуть позже к ним присоединился Георгий Якулов. Все трое были людьми очень разными, но одинаково веселыми и остроумными. После дня напряженной работы Крымов с друзьями любили собираться у Всеволода Мамонтова, сына знаменитого Саввы Ивановича Мамонтова. Там бывали многие художники и архитекторы, иногда всю ночь напролет Константин Коровин веселил их своими рассказами.
декорации-павильоны: «Испанское кабаре» расписал Сапунов, «Кавказский духан» - Якулов, а «Русский трактир» - Крымов. Актер Иван Москвин изображал полового, в чайниках подавал шампанское. С этого времени и началась дружба актера с Крымовым, которая длилась всю жизнь. Но несмотря на все это озорство, Крымов всегда осознавал значение роли художника, который должен быть личностью, заниматься тем, что любит, иначе для него не будет ни искусства, ни творчества, ни жизни.
Автопортрет. 1908
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Летняя ночь. 1905
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Николай Петрович был человеком весьма азартным: с друзьями в кофейне Филиппова играли в бильярд, ездили на скачки. Однажды на Тверском бульваре в ресторане- павильоне «Грек» эта веселая компания художников исполнила декорации-павильоны: «Испанское кабаре» расписал Сапунов, «Кавказский духан» - Якулов, а «Русский трактир» - Крымов. Актер Иван Москвин изображал полового, в чайниках подавал шампанское. С этого времени и началась дружба актера с Крымовым, которая длилась всю жизнь. Но несмотря на все это озорство, Крымов всегда осознавал значение роли художника, который должен быть личностью, заниматься тем, что любит, иначе для него не будет ни искусства, ни творчества, ни жизни.
Николай Крымов начал работать в те годы, когда в полной мере проявился блистательный талант Валентина Серова, громко звучало имя необыкновенного колориста Константина Коровина, еще не угасли творческие импульсы Ильи Репина, Василия Сурикова, Виктора Васнецова, Архипа Куинджи, но уже ушли Алексей Саврасов, Иван Шишкин, Исаак Левитан. «Зеленая» молодежь, вместе с которой Крымов начал учиться в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, совсем юной встретила новый XX век, и подспудно каждый из них мечтал сказать свое слово в русском искусстве.
К первому десятилетию XX века в России существовало несколько значительных художественных объединений. Это - Товарищество передвижных художественных выставок, основанное в 1871 году; работы его участников все еще волновали широкие зрительские массы. Но уже в 1898 году в Петербурге при журнале Мир искусства возникло объединение с тем же названием. «Мирискусники» были совсем иными, нежели «передвижники». Культ красоты, увлечение театром, глубокая образованность многих из них соединялись в их творчестве с поэтизацией прошлого. Среди них было много художни- ков-графиков, что способствовало созданию нового типа художественных журналов.
Эта книга о художнике, чья слава в 1920-1950 годы была оглушительной. Эта книга о живописце, чья картина Ленин в Смольном репродуцировалась миллионными тиражами. Эта книга о человеке, который на определенный срок соединил в себе художника, общественного деятеля, преподавателя живописи и директора Академии художеств. Эта книга об Исааке Бродском, чье имя сегодня помнится только его родными и профессиональными искусствоведами. Правы ли были древние мудрецы, утверждавшие: «Sic transit gloria mundi» - так проходит земная слава?
«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.
Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.
В течение первых десятилетий нашего века всего несколько человек преобразили лик мира. Подобно Чаплину в кино, Джойсу в литературе, Фрейду в психологии и Эйнштейну в науке, Пикассо произвел в живописи революцию, ниспровергнув все привычные точки зрения (сокрушая при этом и свои взгляды, если они становились ему помехой). Его роднило с этими новаторами сознание фундаментального различия между предметом и его изображением, из-за которого стало неприемлемым применение языка простого отражения реальности.
При воспоминании о работах французского художника XVIII века Антуана Ватто (1684–1721) в памяти оживают его чарующие небольшие картины с изображением «галантных празднеств», как когда-то современники назвали тот жанр живописи, в котором работал художник. Его сценки с костюмированными фигурками кавалеров и дам в зелени парков Парижа и его окрестностей подобны хорошо срежиссированным театральным представлениям под открытым небом. Живопись Ватто несет в себе отзвук празднеств, проводимых в парках дворцов эпохи «Grand siécle» Короля-Солнце — Людовика XIV, и отклик на кардинальные изменения в мироощущении и предназначении художника нового начавшегося столетия — века Просвещения.
Аркадий Александрович Пластов родился в 1893 году в художественно одаренной семье. Его дед был сельским архитектором, занимался иконописью. Свою любовь к искусству он передал сыну, а через него и внуку. Для последнего самым ярким воспоминанием юности был приезд в село артели иконописцев, приглашенных подновить росписи местной церкви, некогда изукрашенной отцом и дедом. С восхищением наблюдал юноша за таинственными приготовлениями богомазов, ставивших леса, растиравших краски, варивших олифу, а затем принявшихся чудодействовать разноцветными кистями в вышине у самого купола.
«Маленький стриженый человечек с помятым лицом, который, когда разговаривал, то от смущения расстегивал все пуговицы своего пиджака и опять их застегивал и потом начинал правой рукой щипать свой левый ус». Такими словами Антон Павлович Чехов в своем знаменитом рассказе Попрыгунья в образе доктора Коростелева изобразил внешность русского художника Алексея Степановича Степанова. Но зато как точно в этом рассказе показал он характер героя, его деликатность, скромность, мягкость и доброту... Именно таким замечательным характером обладал А.С.
Иван Иванович Шишкин (1832—1898) — русский художник-пейзажист, живописец, рисовальщик и гравёр-аквафортист. Представитель Дюссельдорфской художественной школы. Академик (1865), профессор (1873), руководитель пейзажной мастерской (1894—1895) Академии художеств.