Николай Коробицын - [18]

Абросим Плотников был очень высокого мнения о правителе Баранове и твердо верил, что, вознамерившись вернуть крепость в русское владение, он без победы не вернется.

И вот 4 ноября «Нева» пришла к берегам Кадьяка и принесла весть о том, что над Ситкой снова развевается российский флаг.

Коробицын поднялся на борт судна и обнялся с героями сражения лейтенантами Арбузовым и Повалишиным. Они и рассказали ему о том, как протекало сражение с индейцами.

«Нева» первой подошла к Ситке. Через несколько дней прибыли возглавляемые Барановым четыре небольших компанейских судна: «Екатерина», «Ермак», «Александр» и «Ростислав». Обороняли остров индейцы-«колоши», засевшие в деревянном остроге. Корабли открыли огонь, но ядра не пробивали стены с дальнего расстояния, а ближе подойти суда не могли. И тогда Баранов с Лисянским приняли решение высадить десант. Перестрелка длилась три дня, потом начались переговоры, и индейцы ушли из редута, оставив в нем лишь престарелых женщин, а крепость сожгли.

Баранов принял решение строить новую крепость в версте от прежней и дал ей название Новоархангельск.

В сражении погибли три матроса с «Невы», получили ранения лейтенант Повалишин и восемь матросов. Понесли потери и экипажи судов Баранова, сам правитель был ранен в руку.

Команда «Невы» была возбуждена победой, и рассказы офицеров и матросов продолжались до позднего вечера.

Утром Лисянский вызвал к себе Коробицына и Бандера для отчета, после которого остался доволен проделанной ими работой.

Приближалась зима, шел снег, команда «Невы», готовясь к зимовке, прежде всего расснастила свой корабль и как следует укрепила его. Моряки переселились на берег в избы промышленников. Как отрадно было после столь продолжительного плавания, а особенно после ситкинского похода, ощутить под ногами твердую землю и уют, пусть и скромный, деревянного дома с лавками и печкой. Даже на самом лучшем корабле чувствуешь себя не так.

Зимовка проходила спокойно. Зима на Кадьяке оказалась многоснежной, но не очень холодной. Часто бывали оттепели, и температура ни разу не падала ниже 20 градусов. Коробицын вспоминал устюжские морозы, которые в январе под Крещенье достигали и 40 градусов. Вспомнилось, как его сосед Коля Оконешников добирался от Вологды до Устюга в санях и, несмотря на валенки и тулуп, отморозил себе ноги, как потом оттирали соседа снегом и водкой и спасли-таки — не обезножел.

О зимовке на Кадьяке Коробицын записал в дневнике: «И время провели без дальней скуки».

По приказу из Петербурга, а более по собственному рвению, Баранов заложил на Кадьяке здание для библиотеки. Этой зимой его достроили, и там разместились книги и журналы, привезенные на «Неве». Коробицын с удовольствием читал о путешествиях Джеймса Кука и Жана Лаперуза, «Описание земли Камчатки» Степана Крашенинникова, сочинения Михаилы Ломоносова, басни Ивана Дмитриева. Заглядывали в библиотеку алеуты и эскимосы. Сняв шапки, они сначала топтались в дверях, но затем смелели и, цокая языками, рассматривали выставленную здесь электрическую машину. Однако покрутить ее ручки сами не решались. Рассматривали портрет Суворова («Большой, однако, начальник!»), картины Греза и Уткина.

Даже театральные представления организовали во время зимовки на Кадьяке русские моряки со шлюпа «Нева». На Святки подштурман «Невы» Федул Мальцев выступил в роли мельника и сбитенщика. Под смех зрителей он продемонстрировал свой незаурядный талант и умение перевоплощаться. На Масленицу соорудили ледяные горки и пекли блины. Поставили круглые качели. В праздничные и торжественные дни устраивали фейерверки, на которые собиралось много зрителей, и не только из Кадьяка: приезжали и эскимосы из дальних уголков острова. Алеуты и эскимосы демонстрировали и свои пляски. Плясать они любили и умели, но очень уж, на взгляд русских моряков, кривлялись при этом.

Пришла весна. Растаял снег. Совсем как в далекой России, на проталинах появились подснежники. Горы стали покрываться зеленью. Моряки начали готовиться к дальнейшему плаванию.

Коробицын произвел окончательные расчеты с кадьякской конторой: «Нева» доставила для нее товаров и материалов на сумму 310 тысяч рублей. От нее же на борт судна было принято собольих шкурок, медвежьих кож и моржовой кости на сумму 440 тысяч рублей. Товары уложили на корабле в ящики и бочки: «Для лучшего оных соблюдения и хорошего виду», — так писал Коробицын в дневнике.

Но когда была окончена погрузка товаров, выяснилось, что на «Неве» нужно поставить новый бушприт взамен старого. Эта работа задержала судно на Кадьяке больше, чем рассчитывал Лисянский.

В последних числах мая моряки дали на острове последнее театральное представление, на которое собрались многочисленные жители Кадьяка. Снова лицедействовал подштурман Федул Мальцев. Окончательно оправившийся от раны лейтенант Петр Повалишин читал «Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого Северного сияния»:

Открылась бездна, звезд полна,

Звездам числа нет, бездне дна.

Живая и поэтическая картина, нарисованная в стихах Ломоносова, брала за душу.

Коробицын прочитал две басни Ивана Дмитриева: «Магнит и железо» и «Летучая рыба». Моряки улыбались, вспоминая летучих рыб Атлантического океана, особенно им пришлась по душе последняя строчка басни: «Плывя близ воздуха, летая близ воды».