Николай Клюев - [237]
Если бы здесь остановился Клюев… Но он не останавливается, он договаривает до конца. Те, кто надрывается с тачками и лопатами в руках, — получили по высшему счёту своё, заслуженное участием в разрушении прежней жизни.
Это — первое стихотворение цикла «Разруха». Второе — ещё чище. Плач градов и рек Русской земли в предчувствии всепоглощающей вселенской катастрофы сменяется страшным сатанинским рёвом.
Но и колхозом вкупе с сатаной всё не кончается. Появляются «самоубийц тела», плывущие до «адского жерла», и среди них — «великий пролетарский поэт», кому когда-то «грезился гудок над Зимним» и к кому Клюев обращался почти по-родственному: «Брат мой несчастный, будь гостеприимным»… Теперь же — никаких родственных чувств, ибо самоубийца этот — из главных разрушителей живой жизни, гармоничного русского лада.
Пригвождённая Россия… «Дума про Опанаса» революционного поэта Багрицкого… Беломорканал… Колхоз вкупе с дьяволом… Злодей-Маяковский… И в этом же цикле отдельным стихотворением — трагическая «Песня Гамаюна» из «Песни о Великой Матери».
Каждый отдельный пункт по условиям той жизни в Советской России «железно» тянул на статью 58, пункт 10 («антисоветская агитация и пропаганда»). А все вместе взятые…
Всё это, любезно предоставленное Пашей Васильевым (без малейшего желания «донести», просто — из интереса), внимательно читал Иван Михайлович Гронский. Да, тут не было никакого сравнения с «мерзостью» цикла «О чём шумят седые кедры».
Вот о чём Гронский донёс Ягоде. Вот из-за чего он требовал выселить Клюева из Москвы. А разговор о «мерзости» — это так, попутное…
В течение 1933 года Гронский четырежды был на приёме в личном кабинете Сталина. Разговор шёл о предстоящем писательском съезде. И наверняка в одну из этих встреч Иван Михайлович рассказал вождю — «что же такое Клюев».
Ягода был на приёме у Сталина 17 января 1934 года. Разговор длился почти два часа. Время было самое напряжённое — XVII съезд ВКП(б), знаменитый «съезд победителей». Побеждённым, да ещё и с соответствующей репутацией, не было места в столице СССР.
Рискну предположить, что на этой встрече и была решена судьба Николая Алексеевича Клюева. К уже исследованной «Погорельщине» вкупе с соответствующими материалами добавился новый «компромат». Все условия для оформления «дела» были соблюдены.
Второго февраля 1934 года оперуполномоченному 4-го отделения Секретно-политического отдела ОГПУ Николаю Христофоровичу Шиварову (который уже ранее вел досье на Максима Горького, провёл следствие по «делам» Ивана Приблудного, писателей «Сибирской бригады» и Алексея Фёдоровича Лосева) был выдан ордер № 14 505 на проведение обыска и ареста Николая Алексеевича Клюева, проживающего по адресу: Гранатный переулок, дом 12, квартира 3.
Ордер был подписан заместителем председателя ОГПУ Яковом Сауловичем Аграновым.
Глава 33
«Я СГОРЕЛ НА СВОЕЙ „ПОГОРЕЛЬЩИНЕ“…»
Клюев не мог не ждать этого дня, не мог не предчувствовать его наступление.
Когда комиссар оперода Шиваров предъявил ему ордер, Николай прочитал, отошёл в сторону, тяжело уселся на низенький стул, предоставив свою дальнейшую судьбу Божьей воле. А пришедшие «архангелы» со знанием дела рылись в его вещах и бумагах.
В протоколе обыска было подробно и добросовестно зафиксировано всё изъятое для представления в ОГПУ: «Рукопись поэмы „Я“ (это была рукопись „Каина“ со стёртым прежним заголовком и частично разорванными пополам страницами. — С. К.), вторая часть; рукопись поэмы „Погорельщина“, зелёная тетрадь с записями различных стихотворений на 34 страницах; рукопись сборника стихотворений „О чём шумят седые кедры“ и другие, напечатанные на машинке на 54 листах; рукопись из первой части поэмы „Я“ на первом листе; рукопись поэмы „Песнь о Великой Матери“ на 82 страницах; рукопись стихотворения „Не верю“ на двух листах; программа концерта от 9 октября 1914 г<ода>; книга Таро… и книга В. В. Розанова „Люди лунного света“; три записных книжки; шестнадцать писем и записок с адресами».
Эта книга принципиально отличается от всех ранее изданных книг о Есенине, поскольку ее созданию не мешали никакие идеологические догмы. В процессе работы авторам удалось познакомиться с громадным количеством архивных документов, ранее недоступных. В книге прослеживаются сюжетные линии, до сих пор не разработанные в литературе: Есенин и Троцкий, Есенин и Сталин, Есенин и семья Романовых. По-новому освещены взаимоотношения поэта с Зинаидой Райх, Айседорой Дункан и другими спутницами жизни, роль Есенина в становлении русского национализма 1920-х годов.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
"Компьютерные вирусы в последнее время совсем разошлись: болеют уже банкоматы и мобильные телефоны. О том, каких еще мутаций ждать в будущем, кто и для чего сейчас пишет вирусы и что по закону грозит вирусописателям в России, корреспондент "Известий" Мария Дмитраш поговорила с главным вирусологом страны, руководителем "Лаборатории Касперского" Евгением Касперским.".
В новой книге писателя Андрея Чернова представлены литературные и краеведческие очерки, посвящённые культуре и истории Донбасса. Культурное пространство Донбасса автор рассматривает сквозь судьбы конкретных людей, живших и созидавших на донбасской земле, отстоявших её свободу в войнах, завещавших своим потомкам свободолюбие, творчество, честь, правдолюбие — сущность «донбасского кода». Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.