Николай I - [82]

Шрифт
Интервал

.) В связи с этим событием была выбита медаль с надписью: «Отторженные насилием (1596) воссоединены любовью (1839)». Но и после акта 1839 года униаты оставались в поле внимания Николая Павловича. Не случайно 16 декабря 1840 года Собственная Его Императорского Величества контора препроводила для «собственного употребления государя императора» статистические сведения об униатах>{611}.

Большое значение придавал император и методам убеждения польского католического духовенства. В письме к И. Ф. Паскевичу от 20 декабря 1844 года (1 января 1845) Николай Павлович писал: «Во главе всего враждебного нам ставлю духовенство и воспитание; первое должно сделать послушным, вопреки всех препятствий, и я требую сего непременно и постоянно; второе начато, должно продолжать…»>{612} Он также выражал удовлетворение ректором устроенной в Петербурге Римско-католической духовной академии, который, между прочим, просил не присылать в академию учеников из Царства Польского как дурно влияющих на других воспитанников. Николай Павлович хотел бы и саму резиденцию католического митрополита перенести из Могилева в Петербург, где было легче контролировать его действия. После кончины митрополита Павловского, на которого Николай Павлович возлагал большие надежды, он почувствовал себя в изоляции, несмотря на перевод академии в Петербург. В 1844 году он провел встречу с римско-католическими епископами, пригласив их в столицу. «Я ни в чем не желаю вредить католическому исповеданию, потому что я сам католик, — заявил он, явно эпатируя присутствующих. — Душевно и сердечно привержен к своему исповеданию, и был бы столько же привержен к римскому, если бы в оном родился; в отношении религии церкви католической намерения мои чисты»>{613}. При условии повиновения государю, что соответствует каноническому уставу, заявил он, «я есть и буду вашим покровителем». Далее он перешел к значению образования: «Знаю, что должное направление воспитания духовенства составляет самое лучшее средство к образованию хороших священников, и потому желаю, чтобы воспитание это было католическое, но не менее того утверждено на монархических основаниях; желаю, чтоб образовались подданные верные, послушные и преисполненные христианской любви и приверженности к престолу. Итак, да будет воспитание духовенства католическое, но не иезуитское, как в Галиции или редемптистов во Франции. Признаюсь откровенно, что я не потерплю иезуитов, и, если бы предшественник мой Александр I-й не удалил их из государства, я сам бы это сделал»>{614}.

Однако ослабить польско-национальный характер католического духовенства без поддержки папы было трудно. Положение католической церкви в России стало предметом беседы Николая I и папы Григория XVI во время пребывания императора в Риме (13) декабря 1845 года. Николай Павлович мог догадываться о сути претензий папы. Незадолго до этого в Вене он имел неприятный разговор с императрицей-матерью Каролиной Августой, которая упомянула о гонениях, которым подвержена католическая церковь в России. Великая княжна Ольга Николаевна впоследствии вспоминала: «Папа возразил ей, попросив доказательств таких гонений. На это императрица не смогла ему ответить и стала говорить о русских законах, которые были направлены против католичества. «Назовите мне их!» — сказал Папа. «Я не могу сейчас точно вспомнить», — ответила она…»>{615}

Накануне беседы с папой государственный секретарь Ватикана кардинал Ламбрускини уже имел аудиенцию у Николая Павловича; кроме того, он провел предварительные консультации с графом К. В. Нессельроде. Стало ясно, что договориться не удастся. Затем около половины двенадцатого Николая I ввели в покои Григория XVI. Николай Павлович шел твердой военной походкой, гордо подняв голову и не глядя на кардиналов. На приветствие папы он ответил радушно и поцеловал ему руку. Дальнейшая беседа проходила в кабинете. У папы были заранее припасены бумаги, в которых излагались различные претензии; выступал папа и против перевода Духовной академии в Петербург, поскольку это не было сделано по его булле. Николай Павлович пообещал разобраться во всем, но сказал, что вынужден считаться и с основными узаконениями своего государства. Это вызвало реплику папы, что законы-де могут быть изменены. В заключение разговора император еще раз попытался объяснить свою позицию: «Надеюсь, ваше святейшество позволит мне сделать некоторые возражения. В России надо различать три разряда католиков: католики, проживающие в собственной России, католики литовских провинций и католики Царства Польского. Отношения к первым поставлены на такую почву, против которой и вы не станете протестовать. Хуже обстоит дело в Литве и еще хуже в Польше, где религия служит только маской, за которой скрываются революционные вожделения, где само духовенство более занято земными делами, чем духовными»>{616}. Разговор, продолжавшийся более часа, закончился заранее подготовленной папой фразой: «Государь, подумайте о том, что Бог создал царей для блага народов, а не народы для произвола царей». Затем последовала процедура прощания. Николай Павлович еще раз поцеловал руку папы.


Еще от автора Леонид Владимирович Выскочков
Будни и праздники императорского двора

«Нет места скучнее и великолепнее, чем двор русского императора». Так писали об императорском дворе иностранные послы в начале XIX века. Роскошный и блистательный, живущий по строгим законам, целый мир внутри царского дворца был доступен лишь избранным. Здесь все шло согласно церемониалу: порядок приветствий и подача блюд, улыбки и светский разговор… Но, как известно, ничто человеческое не чуждо сильным мира сего. И под масками, прописанными в протоколах, разыгрывались драмы неразделенной любви, скрытой ненависти, безумия и вечного выбора между желанием и долгом.Новая книга Леонида Выскочкова распахивает перед читателем запертые для простых смертных двери и приглашает всех ко двору императора.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.