Николай I - [270]
Однако Николай Павлович был способен понять свою оплошность и в тактичной форме принести извинения. Когда в годы Русско-турецкой войны под Варной у него вырвалось обидное для генерала К. И. Бистрома замечание, он извинился небольшой запиской, написанной по обыкновению карандашом. Вспылив, он мог сказать «дурак» генералу Г. А. Захаржевскому, но уже на следующий день принести извинения перед строем. Вопреки распространенному мнению, Николай Павлович способен был признавать свои ошибки и исправлять чужие, в том числе допущенные Александром I. Так, один из братьев-генералов Сергей Алексеевич Тучков еще при покойном Александре Павловиче был привлечен к суду как генерал, действующий под началом П. В. Чичагова, несправедливо обвиненного в измене Отечеству за действия при Березине в 1812 году. На него М. И. Кутузов возложил всю вину и ответственность за то, что Наполеону с остатками войск удалось все же уйти. Вступив на престол, Николай I объявил опального С. А. Тучкова от суда освобожденным, но тот, обиженный двадцатилетним следствием, не приехал даже на коронацию, несмотря на приглашение. Позднее, будучи в Измаиле, где проживал С. А. Тучков, Николай Павлович направился к его дому: «Сергей Алексеевич лежал больной в постели. Услыша о неожиданном приезде государя, он стал медленно одеваться, как дверь отворилась и Николай Павлович показался на пороге. Он быстро подошел к Тучкову, говоря: «Я знаю, ты болен; ложись в постель, нам недолго беседовать». — Сказавши это, государь придвинул стул к постели и стал говорить о делах, а о былом не было и помина. В продолжение всей службы Сергея Алексеевича государь спрашивал его, какую награду он желает получить. Тучков отвечал, что желает дать свое название Измаилу. Это было исполнено: с лишним сорок лет Измаил носил имя город Тучков»>{1885}. Вероятно, это был не единственный случай. Однажды в конце 1841 года крестьянина за дерзкие слова в адрес государя (сказанные в пьяном виде) присудили на каторгу. Когда наследник сообщил об этом отцу, Николай велел простить крестьянина и заметил вечером М. А. Корфу, что «не понимает, как это дело могло у него проскочить»>{1886}.
Кстати, сам Николай Павлович мог отнестись к таким выпадам весьма оригинально и со своеобразным юмором. По рассказу, записанному Л. И. Кингом, однажды в кабаке напротив Московского вокзала, где потом была построена гостиница, некто Иван Петров рассквернословился до того, что целовальник не выдержал. Желая унять пьяного посетителя, он указал на бюст императора: «Перестань сквернословить, хотя бы ради лика государева». Перепивший Петров ответил: «А что мне твой лик, я плюю на него!» — после чего повалился и тут же захрапел. Очнулся он в кутузке Рождественской части. Обер-полицмейстер С. А. Кокошкин донес об оскорблении Его Императорского Величества в утреннем рапорте государю. Прочитав докладную, Николай I улыбнулся и наложил резолюцию: «Объявить Ивану Петрову, что и я на него плюю, и отпустить»>{1887}. После этого случая Петров окончательно спился. Аналогично передает рассказ Богуславский, но там фигурирует портрет императора (вероятно, лубочная картинка «суздальской печати»). В его передаче мужик был приговорен к наказанию кнутом и ссылке на каторжную работу, но когда приговор по утвержденному в этих случаях порядку принесли на подпись императору, Николай Павлович написал резолюцию: «Вместо наказания сказать, что и я на него плюю; в харчевнях же и кабаках не дозволять вперед иметь на стенах портретов императорской фамилии»>{1888}. Эпизод вполне укладывается в рамки напутствия сыну Александру Николаевичу в 1835 году: «Пренебрегай ругательствами и пасквилями, но бойся своей совести»>{1889}.
Однажды в Комитете министров по ошибке вместо доклада положили в пакет на имя государя лист, на котором пробовали перья. Вместо ожидаемой грозы Николай Павлович, улыбнувшись, заметил: «Только тот не ошибается, кто ничего не делает»>{1890}. Подобных примеров можно привести множество. Николай Павлович завещал сыну Александру: «Будь вообще кроток, обходителен и справедлив; и сие последнее вмещает и снисходительность, и строгость, с которыми оно неразлучно»>{1891}.
От лиц, которым император доверял и чьи профессиональные качества уважал, он мог выслушать и противоположное мнение, а иногда и согласиться с ним. По свидетельству генерала П. X. Граббе, во время маневров под Вознесенском в 1834 году он, испортив маневр государя, ожидал гнева. Случилось иначе: «Ошибку он приписал себе; после обеда удостоил продолжительного разговора; согласился с моими примечаниями о несходстве маневров с настоящей войной… и, видимо, хотел оставить во мне впечатление своего особенного благоволения. Двор последовал его примеру. На другой день поутру я получил орден Белого орла, что после недавнего не в очередь производства в генерал-лейтенанты означало особенную милость»>{1892}. Признавая вспыльчивость как характерный недостаток Николая Павловича, А. Д. Блудова отмечала, что «мелкого эгоизма или тщеславия самолюбия у него не было никогда»; «любил он величие и благоденствие не свои, а России»
