Николай I. Биография и обзор царствования с приложением - [78]

Руководящие начала и идеология николаевской политики наиболее ярко и определенно выразились в области народного просвещения и политики вероисповеданий. Последовательное проведение начал политического абсолютизма и правительственной опеки и попечение о материальном народном благосостоянии – две основные черты николаевской системы. Провозглашая начало политического абсолютизма, николаевское правительство старается обосновать его как исконно-историческую черту русского государственного быта; доказывая его «самобытность», оно тем самым как бы заранее парирует нападки на этот принцип со стороны тех, кто, как декабристы, подходили к нему с мерками, выработанными в условиях западно-европейской борьбы за новые политические формы. Отсюда и старательное охранение чистоты начал того вероисповедания, православия, которое в официально-признанной исторической концепции рисовалось как органически сросшееся с «русским самодержавием». Тот же принцип проводился и в области народного просвещения. Правительство не упускало случая подчеркнуть свое уважение к науке и, действительно, оказывало ей щедрую поддержку, зорко охраняя в то же время существующий порядок от малейшего посягательства на него критической мысли и всячески стараясь использовать науку как крупную производительную силу. Условия свободной научной деятельности в николаевское царствование были, как известно, не из легких, и тем не менее это царствование должно почесться одним из самых богатых научными и просветительскими начинаниями. Все эти начинания и все эти заботы подчинялись, однако, одной основной мысли – заставить науку и образование служить государству и правительству, чему в николаевское царствование, в принципе, должно было служить все. Отсюда вытекало, с одной стороны, стремление создать возможно более благоприятные внешние условия для научной деятельности и для образования и поощрение прикладной научной деятельности; с другой стороны – подчинение научной и просветительской деятельности строгому правительственному контролю и борьба запретительными мерами с идеями, шедшими вразрез с существующим государственным строем и порядком. Поскольку наука оставалась в области чистого знания и, в особенности, поскольку она отдаляла от современности – в сторону ли исторического прошлого или чистоты и благородства форм словесности, – она могла рассчитывать на поощрение. Действенная сила науки направлялась по вполне определенному руслу – оправдания существующего порядка и служения материальным потребностям государства и общества. В николаевское царствование создалась атмосфера, убивающая свободное научное творчество; подобное положение стало уже общим местом. Менее выяснено, насколько заботы, хотя и односторонние, о создании благоприятной внешней обстановки для научной деятельности способствовали накоплению научных знаний и тем самым подготовляли в ближайшем будущем для науки большую активную роль, между прочим и в деле разложения того самого порядка, поддержание и оправдание которого в николаевское царствование составляло одну из задач той же науки. Имена Кавелина, Градовского, Менделеева и многих других должны заставить призадуматься над этим вопросом.

Указанные начала складывались в николаевское царствование во вполне законченную и цельную программу. Последовательное проведение этой программы в жизнь связывается главным образом с именем министра народного просвещения гр. С.С. Уварова, назначенного на этот пост после отставки кн. К.А. Ливена 21 марта 1833 г. и остававшегося до 20 октября 1849 г., когда он был заменен кн. П.А. Ширинским-Шахматовым. Сформулированная и последовательно проводимая гр. Уваровым программа была дальнейшим развитием начал, легших в основание деятельности «Комитета 1826 г.» по устройству учебных заведений, членом которого до своего назначения на министерский пост состоял и в работах которого принимал видное участие сам Уваров.

На отношении правительства к народному просвещению в александровское царствование, как и на всей правительственной деятельности того времени, лежал отпечаток неопределенности и недоговоренности. Система народного образования отражала на себе преходящие веяния правительственного либерализма, космополитизма и мистицизма – чтобы в конце царствования упереться в грубое мракобесие. Николаевское правительство сразу заговорило вполне определенным языком, стараясь, однако, найти примирительный тон в своем обращении к тому самому обществу, которое оно брало теперь под свою властную опеку. Заставить общество забыть о временах Рунича и Магницкого, приучить его к мысли, что правительство не гонитель просвещения, и в то же время заставить саму науку служить новому правительственному курсу – такова была его задача. Трудно было найти лицо, более подходящее к выполнению такой задачи, чем Уваров. Имя в литературе и науке, «арзамасец» и умеренный либерал в прошлом, не пошедший по скользкому пути декабристов, Уваров, по-видимому, искренне верил в возможность приспособления общечеловеческой культуры к «исконным» особенностям русского государственного уклада. «Приноровить общее всемирное просвещение к нашему народному быту, к нашему народному духу» и упрочить его на началах самодержавия, православия и народности – такова была мысль, положенная им в основу его программы, развитая им в его всеподданнейшем докладе 19 ноября 1833 г. и затем не раз проводившаяся им как во всеподданнейших докладах, так и в распоряжениях по министерству. «Направление, данное Вашим Величеством Министерству, и его тройственная формула, – писал по этому поводу Уваров в 1843 г., – должны были восстановить некоторым образом против него все, что носило еще отпечаток либеральных и мистических идей: либеральных – ибо Министерство, провозглашая самодержавие, заявило твердое желание возвращаться прямым путем к русскому монархическому началу во всем его объеме; мистических – потому, что выражение «православие» довольно ясно обнаружило стремление Министерства ко всему положительному в отношении к предметам христианского верования и удаление от всех мечтательных призраков, слишком часто помрачавших чистоту священных преданий Церкви. Наконец, и слово «народность» возбуждало в недоброжелателях чувство неприязненное за смелое утверждение, что Министерство считало Россию возмужалой и достойной идти не сзади, а по крайней мере рядом с прочими европейскими национальностями». Ввиду того, что последний член уваровской формулы мог дать повод к его истолкованию в духе национальных стремлений, осужденных в николаевское царствование, как начало революционное, правительство не преминуло указать, в каком смысле должен был быть понимаем термин «народность». В циркуляре от 29 мая 1847 г. Уваров писал: «Я обращаю слово преимущественно к тем преподавателям, которым досталось обрабатывать на ученом поприще участок славный, но трудный: русский язык и русскую словесность с прочими соплеменными наречиями, как вспомогательными средствами для родного языка, русскую историю и историю русского законодательства; им предпочтительно перед другими принадлежит возбуждение духа отечественного не из славянства, игрой фантазии созданного, а из начала русского, в пределах науки, без всякой примеси современных идей политических».