Николай I. Биография и обзор царствования с приложением - [122]

После подавления венгерского восстания у Австрии развязывались руки для восстановления порядка в самой Германии. Ив этом отношении она точно так же могла рассчитывать на полное сочувствие со стороны императора Николая. Германское революционное движение, ставившее себе целью создать более прочные формы национального объединения, встречало в лице Николая своего непримиримого противника, не только как шедшее вразрез с принципами легитимизма, но и как грозившее крупными политическими осложнениями для всей Европы, как первый шаг к созданию единой Германии. Эта сторона революционного движения 1848–1849 гг. не ускользала от императора Николая, и он не раз обращал на нее внимание европейских держав, объясняя и оправдывая свою собственную политику. Циркулярная нота Нессельроде от 25 июня 1849 г. подчеркивала опасность для общеевропейского мира притязаний Франкфуртского парламента на балтийские провинции России, на Польшу и на датские владения и порицала «L'idee de cette unite materielle que la revait une democratie avide de nivellement et d'agrandissement et qui mettrait tot ou tard infailliblement l'Allemagne en etat de guerre avec ses voisins»[76]. Почти одновременно с этим сам император Николай в разговоре с французским посланником Ламорисьером так отозвался о германском объединении: «Si l'unite de l'Allemagne, que vous ne desirez sans pas plus que moi, venait a se faire, il faudrait encore pour la manier un homme capable de ce que Napoleon lui meme n'a pu executer; et si cet homme se rencontrait, si cette masse en armes devenait menacante, ce serait notre affaire a vous et a moi»[77]. Первый случай, когда императору Николаю пришлось открыто высказаться по этому поводу, был вопрос о Шлезвиге.

После смерти датского короля Христиана VIII (8 января 1848 г.) и вступления на престол его сына Фредерика VII принадлежавшие Дании герцогства Шлезвиг и Голштиния потребовали от датского правительства включения Шлезвига в Германский Союз и слияния их в одно целое. Это требование было поддержано германским союзным сеймом, и Пруссия начала военные действия против Дании. Политика Пруссии встретила одобрение со стороны собравшегося в мае 1848 г. во Франкфурте-на-Майне германского Национального Учредительного собрания. Копенгагенский двор обратился к европейским державам, заинтересованным в сохранении спокойствия на Севере: к Англии, России и Швеции, и император Николай предупредил Берлинский двор, что он принужден будет объявить Пруссии войну, если она не откажется от своих посягательств на порядок, установленный Венским конгрессом. Весной несколько русских военных судов появились в виду Киля. Пруссия вынуждена была уступить. Прусские войска тотчас же оставили Ютландию и Шлезвиг, и 14 (26) августа в Мальмо между Данией и Пруссией было заключено перемирие, по которому окончательное разрешение шлезвиг-голштинского вопроса переносилось на имевшую собраться конференцию в Лондоне при участии Англии, России, Франции и Швеции. В связи с шлезвигским вопросом стояла политика Пруссии в 1849 и в начале 1850 гг. в самой Германии. Уронив себя в глазах немецкого общественного мнения своей уступчивостью в шлезвигском вопросе и своим отказом принять императорскую корону из рук Учредительного собрания (март 1849 г.), король Фридрих-Вильгельм выступил теперь со своим собственным проектом переустройства Германского Союза на началах более тесного национального объединения и в то же время преобладания Пруссии. Император Николай отнесся с резким порицанием к такой политике своего шурина и не желал признавать «другого законного базиса для европейского порядка, кроме утвержденного трактатами 1815 г.». Свидания императора Николая с прусским принцем Вильгельмом в мае 1850 г. в Варшаве, где происходили в это время переговоры между австрийским и прусским министрами, и в октябре того же года с Францем-Иосифом и съезд в Ольмюце решили и этот вопрос в пользу Австрии. Пруссия должна была отказаться от своих планов. Одновременно с этим протоколом Лондонской конвенции от 21 июня 1850 г., подписанным Англией, Австрией, Данией, Россией, Францией и Швецией, были признаны права датского короля на Шлезвиг. 26 апреля 1852 г. этот протокол был обращен в трактат, который подписала и Пруссия.

К исходу 1850 г. наступило общее успокоение в Европе. В связи с этим и положение на Востоке, казалось, становилось сравнительно менее натянутым. В начале 1851 г. русские войска оставили Дунайские княжества.

Результатом революции 1848 г. и вызванных ею осложнений было, как в свое время и после революции 1830 г., более тесное сближение Англии и Франции и обособление их политики от политики остальных великих держав. Меньше единодушия замечалось на этот раз на востоке Европы. Австрия недоверчиво следила за политикой России в Турции и была несколько обеспокоена той решительностью, с какой император Николай вмешивался в европейские дела, хотя бы и в интересах самой империи Габсбургов. Пережившая Ольмюц Пруссия затаила обиду и за Шлезвиг, и за неудачу своей германской политики. Что касается непосредственных отношений императора Николая к Англии и Франции, то эти отношения обрисовываются уже отчасти на только что отмеченных событиях. Подводя итог всему, что имело место за последние два года на Востоке, император Николай не мог не замечать, как в Турции русское влияние окончательно уступало место английскому и как турецкие министры все больше и больше подпадали под опеку английского посла. Англо-русский антагонизм, так определенно сказавшийся в вопросе о Дунайских княжествах и о польских эмигрантах, остро давал себя чувствовать в целом ряде отдельных второстепенных случаев. Так было, например, когда император Николай в начале 1850 года вступился за Грецию, от которой Англия требовала возмещения убытков, понесенных гибралтарским жителем Начифико во время беспорядков в Афинах в 1847 году. Этот антагонизм продолжал сказываться и на Кавказском побережье Черного моря, и в среднеазиатских владениях, а в самый последний год николаевского царствования и на Дальнем Востоке – после появления русских поселений на Амуре и на Камчатке.