Никогда не подсматривай - [28]

Наконец, обед закончился. Все встали из-за стола. Мама повернулась ко мне и сказала:

— Пойдем в гостиную, дорогая. Нам нужно поговорить с тобой.

Я облегченно перевела дух. Наконец-то я все узнаю!

С довольным видом я отправилась вслед за мамой в гостиную. Мы расселись на стульях. Эрнест пристроился рядом с Алиенор. Папа остался стоять у окна.

— Сюзон, детка, — начал он торжественно, — тебя ждет большая новость и, надеюсь, приятная.

Остальные заулыбались.

— Ну говорите же, не томите душу, — взмолилась я, — я уже устала ждать этого светлого момента.

Засмеявшись, Алиенор подмигнула мне.

— Я счастлив сообщить тебе, — продолжал отец, — что очень хороший человек попросил твоей руки.

Я осталась сидеть с раскрытым ртом.

Тут вмешалась мама:

— Очень приличный молодой человек со связями в обществе и состоянием. Он обещал позаботиться о тебе и найти место при дворе.

Конечно, мамочка взялась за свое, любимое. В ее понятии хороший человек — это тот, у кого много денег и связей и который сумеет устроить свою жену при дворе. Не учитывается лишь то, что мне это место нужно как прошлогодний снег.

Впрочем, эти мысли мелькнули и исчезли. Я размышляла, кто бы это мог быть. Молодой человек? В округе нет молодых людей, способных сделать мне предложение, за исключением молодого соседа. Но он никогда не станет этого делать. А даже если б и осмелился, мама быстро указала бы ему на его место и вредность непомерных запросов. Дело в том, что наши семьи трудно назвать не то, что богатыми, но даже со средним достатком. Моя мама никогда не отдаст меня замуж за бедного соседа.

Но если не он, тогда кто же? Уж не маркиз де Бреталь, в самом деле. Ему сорок пять, и жена, подобная блуждающей тени его никак не устроит. Его идеал — веселые, жизнерадостные, деловитые пышечки, лучащиеся здоровьем. На меня он смотрит с откровенной жалостью, мол, ваша стройность, мадемуазель, граничит с истощением.

Пока мама перечисляла достоинства моего жениха, я ее совершенно не слушала, занятая своими мыслями. Наконец, Алиенор потрясла меня за плечо:

— Очнись, Сюзон. Ты совсем окаменела от счастья.

— Я что-то пропустила? — очнулась я.

— Все, — фыркнула сестра, — но это не столь важно. О его достоинствах ты еще успеешь узнать, тем более, ты уже знаешь кое-что.

— Что? — не поняла я, — я его знаю?

Мама покачала головой:

— Сюзон, нельзя быть столь рассеянной.

— Ты называла его имя? Кто это? Как его зовут?

— Как, ты еще не догадалась? — удивился отец.

— Я не понимаю вас, — отозвалась я, вставая, — откуда мне знать, кто просит моей руки? Ко мне-то он не обращался.

Алиенор, довольная, словно кошка, слопавшая миску сметаны, снизошла до меня и сообщила:

— Его имя — Гастон Гранден, милая.

— Что? — я так и села и, кажется, мимо стула.

Мне показалось, что я падаю. Это имя отозвалось эхом у меня в ушах. В глазах помутилось. Смутно помню, как все засуетились и забегали. «Ей плохо! Дайте же воды! Анна! Воды! Сюзон, что с тобой?»

Придя в себя, я увидела отца, держащего в руке стакан с водой перед моим лицом. Он был встревожен.

— Выпей, Сюзон.

— Господи, что с тобой такое? — ахнула мама.

— Подождите, — тихо и размеренно сказала я, отодвинув от себя воду, — я что-то плохо расслышала имя. Как, вы сказали, его зовут?

— Месье Гранден, — тихо и испуганно повторила мама.

— Боже, — я закрыла лицо руками, — вы сошли с ума.

— Сюзон, ради Бога, — папа попытался обнять меня, но я стряхнула его руки и встала. Повернулась к Алиенор.

— Кажется, я знаю, чья это идея. Ты на самом деле думала, что меня обрадует эта новость, Нора?

— Сюзон, сядь, ты бледна, как смерть, — торопливо заговорила она.

— Нет, я не сяду! Не заговаривай мне зубы! Нора, я его не выношу! Не выношу, поняла? Как ты могла сказать им такое? Зачем ты это сделала?

Глаза Алиенор стали круглыми и испуганными:

— Но Сюзон, я не хотела ничего плохого, клянусь! Что с тобой, дорогая? Ты же влюбилась в него с первого взгляда!

Я выхватила стакан из рук отца, размахнувшись и облив себя водой, швырнула его в стену.

— Ты спятила! Никто не может влюбиться в это чудовище!

Мой поступок произвел на них впечатление разорвавшейся бомбы.

— Боже мой, Боже мой, — прошептала мама, — Сюзон, детка, пожалуйста, успокойся. Все девушки выходят замуж.

— Ну и пусть выходят. Пусть выходит за него, кто хочет. А я не хочу! И не выйду никогда! — я топнула ногой.

— Но дорогая…

— Ни за что, никогда в жизни!

— Но Сюзон, он приедет завтра. А твой отец уже дал свое согласие, — пробормотала мама.

— Вот пусть он за него и выходит!

— Он очень красивый мужчина, дорогая. Он тебе понравится.

— Меня от него тошнит!

— Сюзон, ты словно маленький ребенок. Успокойся. Нет ничего позорного в том, что ты влюбилась.

— Я не влюбилась!

— Детка, это происходит со всеми.

— О да, я помню, когда-то…

— В первый раз это всегда страшно.

Они кивали головами одновременно, словно сговорились свести меня с ума. Я не знала, что мне сказать еще, чтобы убедить их поверить мне и не делать этого.

— Вы не слышите меня! — завопила я, сжимая пальцами виски и завизжала так, что сама едва не оглохла.

Завизжала я от бессилия. Боже, мои родные сошли с ума! Они уверены, что я влюблена в Грандена и боюсь в этом признаться. И очень рассержена разоблачением. О-о, да это и представить страшно! Господи, я не могу их переубедить. Что бы я ни говорила, в ответ слышала лишь одно: «Нет ничего страшного в том, что ты влюбилась дорогая». Сама мысль о том, что я могу в него влюбиться, повергала меня в ужас.