Никаких оправданий! Невероятная, но правдивая история победы над обстоятельствами и болезнью - [6]

Родители не знали, что делать, – были слишком ошеломлены и подавлены пережитым, слишком боялись неведомого. Им казалось, будто мир вокруг рушится и никогда не будет прежним. Отец заглянул в глаза матери.

Врач посмотрел на них и произнес:

– Мне очень жаль… очень, очень сочувствую.

После чего он ушел, чтобы проверить мое состояние – меня в это время поместили в отделение реанимации.

Отец поднял глаза на капельницу и заметил, что жидкость в капельнице закончилась. Он перевернул роженицу на живот, чтобы разобраться, что случилось, и обнаружил, что во время родов и суеты в палате капельница каким-то образом отсоединилась. Весь родильные стол, простыни, все было залито кровью, которая натекла из вены, и вся спина у мамы была окровавлена.

Отец закричал, позвал на помощь. Примчались медсестры, заново поставили капельницу, и маме срочно сделали переливание крови, чтобы возместить большую кровопотерю. Отца в реанимацию не пустили, поэтому он упал на стул, полумертвый от усталости и потрясения. Еще бы! Его новорожденный сын появился на свет с аномалией, причины которой никто не мог объяснить, а жена едва не умерла из-за обширной кровопотери на родовом столе. Скотт такого не ожидал и не был готов к такой двойной травме.

Когда родители воссоединились, оба почувствовали, что их острый страх перед неизвестностью усилился. Им потребовалось собраться с духом, прежде чем увидеть своего первенца. Они надеялись на лучшее и успели помолиться, и в этот миг вошел врач, неся меня, завернутого в одеяльце. Он передал меня родителям. Лицо его выражало глубочайшее сочувствие.

Отец посмотрел мне в лицо и просиял от радости. Он держал меня на руках, уложив мою голову себе на плечо. Потом развернул одеяльце. Увидел культи вместо рук и ног, но даже не поморщился. На минуту он ощутил гордость, потому что сразу увидел – лицом сын пошел в него. Мама радостно вздохнула и сказала:

– Глазам не верю, он такой хорошенький.

Родители держали меня на руках и разговаривали, а сами чувствовали: в этот момент Господь сказал им, что все будет хорошо; они чувствовали также, что Господь хочет, чтобы они радовались рождению первенца, чтобы отринули сомнения и страхи. Да, потрясение и неуверенность еще не покинули их, но вера и сила молитвы поддерживали Скотта и Аниту, не позволяя впасть в пессимизм и депрессию. В дальнейшем молитва всегда помогала моим родителям в самые тяжелые минуты жизни, хотя, конечно, она не устраняла причины печалей и не могла волшебным образом погасить тревогу. Именно сила веры помогла родителям сохранить душевное равновесие, которого иначе трудно было бы ожидать от людей в подобных обстоятельствах.

Вскоре вернулась медсестра и сказала, что вынуждена забрать новорожденного, потому что требуются еще кое-какие проверки и осмотр. Первые три дня своей жизни я провел в больнице отдельно от родителей. Большую часть времени я находился в реанимации, а им оставалось лишь гадать, не случилось ли еще что-то плохое. За три дня они успели представить себе самое худшее, и все это время никто из врачей так и не мог четко ответить на вопрос, почему я появился на свет с так называемой врожденной ампутацией и каковы могут быть последствия.

К счастью, наша обширная семья в такие минуты проявляет особую сплоченность, поэтому с первого же дня заработала семейная система поддержки, и молодые растерянные родители не были одни. Как раз накануне родов мамины родители были в гостях в штате Джорджия. Едва узнав, что произошло, они тотчас помчались в аэропорт города Атланта и вылетели в Вашингтон, поскольку понимали: автомобилем пришлось бы добираться пятнадцать часов, а сама мысль, что дочь и зять сейчас одни со своей бедой, была для родителей невыносима. В это же время из Мичигана прилетела моя бабушка по отцовской линии. Словом, старшее поколение собралось очень быстро – и вовремя, потому что молодые родители были сами не свои от потрясений, усталости, тревоги, страха и растерянности.

К нам в дом приходили социальные работники и пытались утешить и успокоить отца и мать, но тщетно: и Скотт, и Анита очень терзались напрасным чувством вины, гневом, обидой. Они не могли и не хотели поверить в случившееся. Меня все еще держали в больнице, в реанимации, и проверяли на разные врожденные аномалии, и каждая новая проверка была новым поводом для беспокойства, которое мучило родителей.

Мои папа и мама, а также свежеиспеченные бабушки и дедушки часами молились, чтобы я выжил. У врачей были сильные сомнения, что младенец с такими врожденными дефектами проживет больше нескольких дней, отсюда и многочисленные обследования, анализы и проверки, из-за которых меня держали в больнице. Ни у кого не было уверенности в том, как дело пойдет дальше и что со мной будет. Были лишь вопросы. Вопросы без ответов. И у врачей, и у родных.

Мой отец, Скотт, не знал, как быть. У него были свои планы: он заранее запланировал уйти со службы и осенью поступить учиться в колледж. Но теперь, став молодым отцом необычного ребенка, он предвидел сильные финансовые затруднения и догадывался, что на него вот-вот хлынет поток медицинских счетов за обследования, лечение и мало ли что еще. Мечты Скотта об учебе в колледже рухнули в одночасье; никакой финансовой базы, никаких запасов у семьи не было; потенциала для постоянной работы у Скотта тоже не было, но теперь ему срочно надо было найти эту стабильную доходную работу. Но, даже если он быстро найдет такую работу, как оплачивать счета? Скотт рассуждал трезво и сразу понял, что такому ребенку с особыми потребностями и проблемами понадобится гораздо больше, и обходиться его воспитание и лечение будет гораздо дороже, чем в случае обычного нормального ребенка. В то же время мой отец понимал: без высшего образования он не сможет найти высокооплачиваемую работу и обеспечить семью.