Ник Уда - [28]

Первой же в руки попала домашняя газета, самодельно скроенная из разных листов бумаги, несшими на себе волнующие меня рукописные статьи. Каждая колонка была исписана корявыми буквами с метровыми интервалами, и именно поэтому я продавал ее родителям по цене ниже рыночной. Но тогда это было неважно.

На первой полосе была та самая фраза. Она была фоном для слома и последовавшего спустя несколько лет последнего восстановления нашей семьи.

Предыстория была проста: в детстве я думал, что слова «салатница», «хлебница» и «любовница» одного происхождения, поэтому в салатнице подают салат, в хлебнице держат хлеб, а, значит, в любовнице хранят любовь. Да, мило и глупо.

Я осознал, что был в чем-то прав только вечером одного дня, когда отец был еще на работе, а мама впервые на моей памяти плакала навзрыд, держа в руках какой-то лист бумаги. Она случайно вскрыла письмо, адресованное моему отцу. Плакала и причитала: «Да, сынок, ты был прав. В любовницах хранят любовь. А в женах нет».

Потом нашу семью окутал ледник, охлаждавший и сковывавший, замыкавший каждого в себе. Я все еще издавал свои газеты, но родители уже просили два отдельных экземпляра. Они развелись, когда мне стукнуло 15, почему-то считая, что я уже готов смириться с таким финалом их вечной любви. Отец, живший несколько лет на два дома, после развода переехал к той самой, кто хранила в себе его любовь, с которой, оказывается, у него давно уже была дочь. Мать через полгода самоотрешения начала встречаться с коллегой по работе.

В 2008 году на моем любимом одуванчиковом поле погибла Франческа. Через несколько дней после ее смерти я позвонил матери, потому что не знал, что делать дальше. Билеты были на руках, похороны прошли, но казалось, что будет неправильно отправиться домой по плану, будто ничего не произошло. Я испытывал сильнейшее чувство долга: каждое мое действие должно было быть посвящено памяти Франчески.

Когда через две недели я вернулся в солнечный Минск, мне казалось, что этот светло-бежевый город пытается меня подбодрить. О боже, как он красив! Только здесь может быть самый красивый на земле закат истинно оранжевого цвета! Как бы холодно на улице не было, именно он, иногда отливающий розовым, согревает суровую беларускую душу. Быстрее водки.

Мама и папа встречали меня тогда в аэропорту. Под предлогом присмотра за мной отец вернулся к нам домой, а в один из вечеров, когда делал уборку, чтобы избавиться от лишних упоминаний о погибшей Франческе, нашел заплаканное когда-то мамой письмо и мою домашнюю газету с огромным заголовком на первой полосе «В любовницах хранят любовь». И тоже заплакал. А потом остался с мамой навсегда. Они простили друг друга, и договорились начать все заново. Такими счастливыми я их никогда не видел.

Каждый вечер после работы они проводили вместе, и их счастье было моей отдушиной. Я стыдливо отгонял мысли, что восстановление семьи притупляет боль моей личной трагедии, хотя так на самом деле и было.

В ноябре они поехали в деревню, чтобы поставить свечки на могилках предков. Узкую дорогу захватила первая гололедица, окутал низину туман, и на одном из поворотов они врезались лоб в лоб с другим автомобилем. Они погибли сразу же, как и семейная пара во второй машине. Все четверо в один день — осенние Деды собрали урожай.

Два месяца я не мог плакать и жил как под наркозом. Лишь на Новый год я расплакался один в пустой квартире. На улице запускали фейерверки и взрывали петарды, желали счастья и богатства в новом году, а я выключил свет и плакал в подушку.

1 января проснулся уже другой Павел Леонидович Юневич: все еще молодой, все еще красивый и во всех сферах перспективный, но беспрецедентно влюбленный в жизнь. С тех пор в моих глазах никогда не было слез. Только если сегодня, и только если чуть-чуть.

Глава 15. Конец февраля 2014. -5°

— Слушай, не надо слез! — громко выговаривал какой-то деве Боря.

Телевизор перебил его.

— Честно говоря, я не рассчитываю на то, что нас с Валерием поймут правильно широкие массы, ведь в фильме поднимаются не самые удобные для нашего общества вопросы. Понимаете, подростковый гомосексуализм… это вещь, которая еще долго будет под запретом, табу. Табу, ставшее следствием огромных комплексов общества. И я хотел бы подчеркнуть, что никакой пропаганды тут нет. Фильм лишь о том, что почти каждый в какой-то момент задумывался, как он относится к хотя бы платонической любви к человеку одного с ним пола, — говорил худощавый человек в очках и свитере. Тяжело было представить, что он является режиссером самого громкого фильма последнего времени.

— Никита, давайте попробуем ответить на вопросы наших телезрителей, которые они оставляют по ходу нашего прямого эфира в социальных сетях с хэштегом #баба_прячется_в_каждом.

— Да, конечно, давайте попробуем, — худощавый гений не хотел отвечать на вопросы.

— Вот первый по времени отзыв: «Никита и Валерий. Я не пойду на ваш фильм, потому что вы гребаные…»… так, давайте найдем другой отзыв.

Никита, худощавый очкарик, встал и вышел из кадра. Слово взял его товарищ Валерий.

— Кто бы не оставил этот отзыв, спасибо, блядь, большое. Теперь он нашел очередной повод уйти в запой.