Ницше. Введение в понимание его философствования - [9]

Есть две основных точки зрения на это ограничение в возможностях сообщения истины: во-первых, учение о степенях истины, соответствующих степеням экзистенции человека (типа пифагорейского), и, во-вторых, учение о неизбежной двусмысленности истины и её следствий (которое довёл до его возможного предела Ницше).

Учение о степенях ведёт к умышленному утаиванию и к планированному воспитанию понимания до уровня зрелости: никто не может узнать, что есть истина, до тех пор, пока, уже будучи к ней подготовлен, не сможет постичь её как то, что для находящихся на прежних степенях остаётся тайной. Но это означает внешнюю регламентацию, предполагающую, что воспитатели знают, каковы степени экзистенции и соответствующей истины; они как боги должны видеть всю истину насквозь и сливаться с нею; кроме того предполагается организация отбора — не с точки зрения знаний и способности достигать конкретных результатов, а с точки зрения бытия человека, его благородства, его возможностей, для чего, в свою очередь, требуется сверхчеловеческое дарование различать души; наконец предполагается форма проявления истины, скрывающая последнюю, не наделяющая её властным авторитетом, т. е. такая форма, которая позволяет ей оставаться истиной и тогда, когда она пребывает в добровольной сокрытости.

Ничего из перечисленного не имеет отношения к Ницше, который следует второй основной точке зрения: никто не знает степеней, никто не обладает дарованием различения в абсолютном смысле самого бытия, для самой истины нет никакой другой действительной сокрытости, кроме сокрытости неверного понимания истины, которая как раз-таки наиболее очевидна. Двусмысленность есть защита истинного от его восприятия тем, кто не имеет на это права. Поэтому Ницше, демонстративно давая себя услышать каждому, обращается к общественности, чтобы встретить того, кто действительно может быть захвачен этой истиной, и разоблачить того, кто не имеет на неё права и о чьём поведении, когда он слышит эту превратно толкуемую им истину, можно сказать: «маленький приступ злобы вынуждает его вытряхнуть своё самое сокровенное и смешное» (14, 359).

Требования к природе понимающего

Отсюда вновь и вновь повторяющееся требование Ницше к природе того, кому суждено его понять. Он полагал «невозможным учить истине там, где образ мысли низок» (14, 60). Кто ощущает иначе, чем он, тот не понимает его состояния, а следовательно его аргументов; чтобы понять, он должен был бы «быть жертвой той же страсти» (11, 384), пережить в собственной душе «блеск и жар и утренние зори»; «я могу лишь напоминать — большего я не могу» (Весёлая наука [далее — ВН], Ф. Ницше, Сочинения в 2-х тт., т. 1, М., 1997, с. 629).

Способность понять его Ницше зовёт «отличием, которое надо заслужить» (Ecce homo [далее — ЭХ], Ф. Ницше, Сочинения в 2-х тт., т. 2, М., 1997, с. 724). Он хочет иметь изгородь вокруг своих идей, «чтобы не вторглись в сады мои свиньи и гуляки» (ТГЗ, 136). Он видит большую опасность в «назойливых почитателях» (14, 230), гонит незваных гостей и неподходящих особ и издевается над «обезьяной Заратустры» (ТГЗ, 126сл.). Впервые столкнувшись с опытом ложного понимания, он сообщает, что его «пугает мысль: что за люди, не имеющие на то права и никак для того не подходящие, будут когда-нибудь ссылаться на мой авторитет?» (сестре, 6.84).

Как следствие, не все имеют равные права на идеи Ницше, в особенности на его оценки, полным правом на них располагают лишь те, кто одного с ним ранга. «Противоположный образ мысли — образ мысли газет. Согласно ему оценки — нечто существующее самостоятельно, что каждый может хватать как свою собственность. Именно здесь заключена предпосылка того, что все одного ранга» (14, 58). «Восприятие ценностных суждений как предметов одежды» (14, 60). можно объяснить «верой в то, что всё может стать предметом суждений каждого» (14, 60). Сегодня благодаря «дерзкому духу эпохи … дело дошло до того, что люди уже нисколько не верят в особые духовные права и в невозможность передачи последних прозрений» (14, 419). Вся мысль Ницше основывается на осознании таких особых прав, на знании о непередаваемости последних вещей и на вслушивании в принадлежащую к числу таковых самость другого.

Но если в сущности истины заключено то, что постичь её может лишь человек соответствующего уровня, то для каждого отдельного человека встаёт вопрос: кто я? могу ли я понять? имею ли право участвовать? Ответа на этот вопрос не существует, есть, пожалуй, единственный путь: в общении с Ницше достичь спонтанного подъёма, действительность которого и покажет, что́ есть, и что́ есмь я, при том что заранее я этого не знаю и никогда этим не обладал как чем-то налично существующим.

Опасность и нерешительность в сообщении подлинной истины

Ницше видит неизбежно присутствующую в жизни истины опасность: «Есть книги, имеющие обратную ценность для души и здоровья, смотря по тому, пользуется ли ими низкая душа, низменная жизненная сила или высшая и мощная: в первом случае это опасные, разъедающие, разлагающие книги, во втором — клич герольда, призывающий самых доблестных к