Ничто не ново — только мы - [30]

— В чем же дело, — подал слабый голос Одиссей, хотя его так и подмывало сказать, что насчет «абсолютного счастья» он уже изрядно наслышан, — протянули бы!

Он, оказывается, еще был способен к едкой иронии.

— Вот-вот! — обрадовался Коля, — я знал, что ты усомнишься! Не буду тебя разубеждать. Я, собственно, хотел сказать о другом. О судьбе того, от кого ты произошел. Или тебя это совсем не интересует?

Одиссей, аж сел на кровати. Конечно, его интересовала судьба первого номера! Еще как! Но он к этой теме даже подступиться боялся. Тоже думал — этика. И про родню не заикался, раз родня сама не объявлялась.

Тут Коля угадал его последнюю мысль, посуровел.

— Не обессудь, но корень твой слабым оказался. Род угас через сто восемьдесят лет после твоего убытия. Времена-то были неблагоприятные, секс-залы взорвали, пуританство расцвело махровым цветом, все еще последствия ощущаются, а в твоем роду были, как ты помнишь, одни девицы. Притом не красавицы… Не обессудь…

Да не бери ты в голову! Черт с ними, с потомками, зато с оригиналом можно встретиться! — вновь воссиял координатор,

— Как же?! — выдавил Одиссей мгновенно севшим голосом.

— А так! После твоего убытия открыли способ замораживания живых людей на сколь угодно длительное время. С последующим размораживанием. Твой-то Одиссей-один, когда старуха умерла, возьми — и заморозься! До своего возвращения! Понял?!

Одиссей чуть не вывалился из гравилета. Вернее, вывалился, только пятки сосверкали, но Коля его поймал и обратно посадил. Да еще и пристегнул чем-то.

— Не спеши, старик! — хлопнул он сына неба по спине, — поживи еще! Мы туда в аккурат и летим, где замороженные в ящиках лежат. Много их! Но твоего уже нашли и от пыли протерли.

— Амн-н… — начал было старик, заикаясь.

— Нет, — коротко и строго сказал Николай, — понимаю, что у него такая же этика, как и у тебя. Но — нет. И ему ничего нельзя рассказывать. Он может поведать тебе о своей жизни, а ты — ни-ни.

Вот если бы ваш третий прилетел — тогда бы пожалуйста. Тогда бы можно было объединить три одиссеи в одну…

Старик умолк до конца полета.

31

Потом внизу показались сооружения, похожие на теплицы, каких немало было на Земле, пока не научились добывать все на свете из воздуха. Гравилет быстро пошел на снижение.

А Одиссей, похоже, окончательно передумал умирать. На его впалых щеках заиграл румянец, в глазах появился блеск интересующегося жизнью человека. Он проворно откинул одеяло, сдернул со спинки гравилета уже совсем привыкшие к нему серебристые опорки, рубаху. Надел все это на себя, подумал, что одежда за последние дни стала катастрофически вырастать из него. «Куда идти-то?» — спрашивал его нетерпеливый взгляд.

— Пошли, — коротко бросил координатор и двинул первым сквозь какие-то заросли.

Оказалось, что «теплицы» очень строго охраняются. Несколько раз их останавливали и люди, и роботы, причем, роботы были старинной, известной Одиссею конструкции. Николай вполголоса произносил пароль, предъявлял какой-то пропуск, вставлял в ходячие компьютеры специальные пропускные карточки.

Наконец, они вошли внутрь специального сооружения. Там их встретила строгая женщина в прозрачном гермошлеме, она заставила посетителей тоже надеть такие шлемы, заставила расписаться в какой-то ведомости и только после этого повела по узкому проходу, по обеим сторонам которого плотно-плотно стояли прозрачные саркофаги. В шесть ярусов до самого потолка. И в каждом саркофаге находился человек. И каждый саркофаг имел табличку с указанием потомкам и порядковым номером.

Одиссей и Николай переглянулись. Им было явно не по себе среди такого большого количества заживо замороженных. А женщина шла и шла вперед, как ни в чем не бывало.

— Часто у вас бывают посетители? — насмелился вступить в радиосвязь Одиссей, вероятно, ему было невмоготу молчать в этом крайне невеселом заведении.

— У нас вообще не бывает посетителей! — ответствовала хозяйка «теплицы», не повернув головы.

— А родственники? — не отставал старик.

— Три века прошло, какие родственники могут быть?

Одиссей снова глянул на координатора. «Вот так!» — читалось в его глазах.

«Тебе-то какое до этого дело?» — отвечал также глазами Николай.

— А кто тут заморожен? — еще раз насмелился Одиссей после паузы, — что за контингент?

— Есть всякие, эта идиотская мечта попасть в будущее была болезнью века, но, в основном, здесь, конечно, исследователи иномиров. Ждут свои копии, словно так можно продлить драгоценную жизнь.

Вскоре отыскался нужный номер. Он находился на последнем, шестом ярусе. Напряжение достигло максимума. Одиссей волновался ужасно. А Коля выражал полную солидарность с ним.

Подкатил кран-штабелер, подхватил нужный груз за специальные петли, поволок в особую комнату, которая так и называлась: «Комната для встреч и разлук».

— Раньше-то, — вдруг сочла нужным пояснить служительница, — в древности, замороженных навещали близкие, была такая традиция, так что комната, в основном, рассчитывалась на них.

Наконец, саркофаг был установлен на большом, покрытом пластиком столе. Дверь в хранилище затворилась.

Одиссей во все глаза глядел на себя — земного. За какие-то секунды туча мыслей пронеслась в его голове. Даже не удалось ни одну запомнить. Все смешалось. Отпечаталось только: Одиссей-один — вовсе не точная копия Одиссея-два! В этом не было и тени сомнений. Выходит, бытие определяет не только сознание, но и внешность.