Ничто человеческое... - [101]

Несоответствие системы ценностей индустриального капиталистического общества и системы ценностей, исторически определившейся в «старом добром» европейском образовании, обернулось массой несостоявшихся, разбитых человеческих судеб. Попытка восстановить «равновесие», не останавливаясь перед духовными, гуманистическими утратами, оказалась бесплодной, хотя за нее заплачено достаточно дорогой ценой.

Во Франции (и шесть лет назад, и совсем недавно) я думал о том, что некогда в старой России Тимофей Николаевич Грановский по поводу резкого увеличения в Европе после революции 1848 года числа реальных учебных заведений и широкого введения в образование естественных и математических наук говорил, что «безрассудно было бы восставать против явлений, в которых выражается существенная потребность, но, удовлетворяя этой потребности, не следует терять из виду других высших благ и целей воспитания…», ибо «можно вообразить целый народ отличных математиков, погруженных в глубокое варварство».

5. Дети

Французское общество — думающее и ищущее, не его вина, что «постиндустриальная цивилизация» не содержит в себе возможности конструктивных ситуаций и решений в этих поисках.

Индустриальные магнаты хотят получать из университетов «современный человеческий материал». Сторонники «ренессансных традиций» отвечают им, что университеты играют не утилитарную, а общекультурную роль в судьбах нации и требовать от них, чтобы они откликались на все колебания индустриально-капиталистического мира, — то же самое, что заставлять мудреца стать плясуном на канате.

Один из ведущих во Франции телепублицистов Мишель Полак был настолько любезен, что устроил для меня в помещении телестудии ретроспективный показ его весьма популярных во Франции передач, построенных как исследование сегодняшней социальной и нравственной жизни общества. Я увидел четыре двухчасовые ленты: «Дети», «Насилие», «Секс» и «Двое».

Во всех четырех писатели, социологи, философы, студенты, комиссары полиции, живописцы, редакторы журналов говорили об опасности духовных утрат, об опасности, которую можно не ощутить в быстролетящей действительности и понять ее подспудное воздействие на все стороны бытия лишь завтра.

Можно назвать подобный взгляд на вещи излишне романтическим, но ведь Франция, несмотря на всю «рассудочность», на весь «рационализм», родина именно романтизма. Не случаен огромный успех, которым пользовались в Париже две художественные выставки — русского романтизма (Боровиковский, Кипренский и другие) и последнего, забытого одно время романтика Пювис де Шеванна…

Мишель Полак, пожалуй, один из лучших телепублицистов Франции. Ленты его имеют исключительный успех. Когда он ведет диалоги с собеседником, экран дышит мыслью…

То, о чем я буду писать, — не буквальное изложение текста телепередач, а мои «версии» перед экраном. Ленты Мишеля Полака вызвали у меня ряд несколько парадоксальных соображений. Например, я все полнее понимал, что человек, органически чуждый Бодлеру, не может быть подлинно хорошим «бухгалтером», то есть даже статистом «постиндустриального» общества. Этому обществу еще недавно казалось, что в век могущества машины и высокого уровня науки управления большими организациями самая оптимальная роль человека — быть четким и компетентным исполнителем или, по существу, социальной марионеткой. Но трагикомический казус обнаружился в том, что социальная марионетка не в силах найти наилучшее оптимальное решение даже в технической микроситуации. Она не самостоятельна и поэтому творчески непродуктивна.

Личность обедненной структуры не может быть на уровне тех экономических потребностей, во имя удовлетворения которых и задумали ее формировать.

На заре научно-технической революции было немало наивных иллюзий, в том числе и такая: с развитием революции в технике роль при ней человека будет постепенно снижаться. Жизнь и эту иллюзию развенчала. По-видимому, в этом торжествует некий закон социально-нравственного единства общественного бытия: при усложнении любой его области не может быть упрощена ни одна из сопутствующих ей.

Удар по «духу энциклопедизма» был одновременно и ударом по социально-экономической жизни, если рассматривать ее не моментально, сиюминутно, а в перспективе. Оказалось, что гуманитарное образование не роскошь и не излишество, ибо без него не может быть широкого и перспективного мышления.

Только личность, разносторонне развитая, в которую вошло лучшее, что содержится в «духе энциклопедизма», отвечает новым потребностям научно-технической революции, экономического и социального развития. Особенно убедительно и резко говорили об этом сами студенты и даже… дети, разумеется, без философской терминологии, с чисто ребячьей непосредственностью, сетуя на то, что им все менее интересно учиться, потому что не утоляются какие-то потребности души.

То поколение, которое туманно осознает, что не утоляются «какие-то потребности души», не в состоянии будет завтра удовлетворить коренных социально-экономических потребностей развития общества.

Но не утопия ли мечтать о типе универсальной личности эпохи Ренессанса, когда один человек совмещал в себе ученого и художника, инженера и философа, гуманитария и искусство «ремесленника»?!