Ничейной земли не бывает - [15]

Командир дивизии поднялся, и все офицеры сразу же поставили свои чашки на стол и тоже поднялись. Вернер знал, что никто из собравшихся в его кабинете не преследует на этих учениях своих личных целей, в том числе и Бредов, хотя его ждут серьезные испытания. Все были готовы к тому, чтобы с момента объявления боевой тревоги в течение многих дней не щадить своих сил и нервов, командовать и управлять тысячами солдат и имеющейся в их распоряжении боевой техникой, вместе с ними участвовать в борьбе за скорость, точность и надежность.

Все они хорошо знали, что на западе их республика граничит с государством, моторизованные армейские соединения которого могут достичь ГДР за полтора-два часа, а его самолеты — всего за две-три минуты. Вероломное нападение такой же агрессивной армии в недалеком прошлом вылилось в самую крупную войну в Европе.

Офицеры смотрели на генерала Вернера и ждали, когда он отдаст приказ начать учения.

Глава 2

Ульрих Фихтнер сидел на своем месте в бронетранспортере, закрыв глаза. Он положил руки на колени и опустил плечи. Сразу же, как выехали из казармы, у него возникло ощущение какой-то грозящей ему опасности. Он просидел, не меняя позы, уже около трех часов, и все тело его словно окостенело. Плечи ныли, будто он десять километров нес на себе крупного ягненка. Подошвы горели, а ремешок каски, казалось, с каждой минутой все сильнее и сильнее впивался в подбородок.

Фихтнера охватил страх. Ему представилось, что его везут куда-то против воли, а помешать этому никак нельзя. Как тогда, десять лет назад, когда соседские мальчишки запихнули его в старую железную бочку. Он не мог сопротивляться — мальчишек было много, все гораздо старше, к тому же они связали его. Потом они закрыли бочку и под громкий хохот и улюлюканье пустили ее вниз по склону. Сначала бочка катилась медленно, а затем все быстрее и быстрее. Какое-то время Ульрих слышал выкрики и хохот, но вскоре грохот бочки заглушил все. Он, как мог, уперся коленями и руками в стенки бочки, ища хоть какую-нибудь опору. Вдруг бочка подскочила на каком-то препятствии. Ульрих потерял опору, его стало бросать из стороны в сторону, пока наконец бочка не наткнулась на что-то и не остановилась.

Когда Ульриха вытащили, он увидел, что бочка застряла в кустарнике и потому не покатилась дальше вниз. После этой мальчишеской шутки Фихтнер две недели провел в больнице.

Сегодня он чувствовал себя не лучше, хотя и находился в бронетранспортере не один. Все остальные, кроме водителя, спокойно спали. Даже лейтенант и тот, кажется, задремал. Голова его ритмично покачивалась из стороны в сторону. Фихтнер мало что мог увидеть внутри бронетранспортера: справа холодная броня машины, о которую он все время ударялся, слева на него постоянно валился дремлющий ефрейтор Айснер.

Все солдаты, в том числе и те, которые пять месяцев назад вместе с Фихтнером были зачислены в это отделение, быстро обжились в новых условиях и легко приспособились к необычному для них ритму жизни. О своих прежних привычках и наклонностях им пришлось на время позабыть или, по крайней мере, не думать о них. Лишь оказавшись в казарме, Фихтнер по-настоящему понял, что человек способен выдержать очень многое. Так, солдаты могут, если этого требует служба, легко заснуть, казалось бы, в самых неподходящих для сна условиях, а через минуту проснуться и правильно и быстро выполнить отданный им приказ или команду. Они могут долго не есть и не пить. Утомительные переходы и другие физические нагрузки, которые выпадают на их долю по нескольку раз в неделю, они переносят, за исключением немногих, со стоическим упорством. Они способны в любой обстановке вести себя так, как от них требуют. А вот ему, Ульриху, привыкшему с детских лет общаться с животными и выросшему на пастбище вместе с овчарками и баранами, приходится трудно. Он по-прежнему постоянно думает о доме и о своем стаде, и, хотя прошло почти пять месяцев, как он служит, он все еще не втянулся в армейскую жизнь. А когда он встретил Фридерику, то познал и муки любви.

Для Фихтнера было бы лучше, если бы его призвали в мае, весной, когда стада перегоняют на пастбище, когда в природе все оживает, когда начинают зеленеть посевы. Он был убежден, что в мае смог бы скорее привыкнуть к солдатской жизни, но его призвали осенью, в ноябре, когда стада возвращаются на теплые скотные дворы. В этот период в селах обычно устраивают праздники, играют свадьбы и у каждого в кармане больше денег, чем в любое другое время года.

Спящий Айснер вдруг сильно прижал Ульриха к борту машины. Тесно, здесь везде тесно: в бронетранспортере, в комнате, где Фихтнер живет вместе с девятью товарищами, даже на собственной койке, над которой расположена еще одна; тесно и в строю, где он зажат со всех сторон и должен идти, как овца в стаде; стоит только зазеваться и хотя бы на шаг отстать, как тебя уже подгоняют. Он ощущает эту тесноту и в столовой, и в кино, и даже в кафе, не говоря уже о танцевальной площадке. Всегда и везде эта давящая, противная теснота. А Фихтнер с малолетства привык к простору: к лугам, рекам, холмам и долинам. Еще совсем недавно он считал, что не сможет прожить и одного дня без всего этого — без спокойно бредущего стада, неторопливого колыхания мягких овечьих спин, гортанных криков баранов и жалобного блеяния ягнят. Все это накрепко вошло в его жизнь.