Бесшумно поднялся к ясному октябрьскому небу шлагбаум, похожий на ствол зенитного орудия, и освободил серо-голубой «Волге» путь на Еснак.
Майор Берт Харкус бросил фуражку на заднее сиденье и придвинулся к открытому боковому стеклу кабины. Сочные цвета осеннего лиственного леса очаровывали взгляд. Мимо машины мелькали тополя, березы, дубы. Все на этой дороге было знакомо Харкусу: каждый метр земли, дерево, куст и камень. Бесчисленное множество раз проходил он эти двенадцать километров между Позеловым и Еснаком, в любое время дня и ночи, при любой погоде. Теперь, после четырехлетнего отсутствия, он возвращался назад.
Водитель Древс знал это и потому уменьшил скорость. Майор заметил это и повернул лицо к Древсу. Древс увидел широкий, крутой лоб майора и глубокую складку между бровей, но теперь его серые глаза смотрели не так строго, как в Бургенау, когда Древс представлялся майору.
Внезапно лес отступил, и справа от придорожной канавы поднялся невысокий холм, протянувшийся вдоль дороги до самой окраины деревни Фирталь, названной командиром артиллерийского полка Бананом. Харкус сначала командовал здесь взводом, затем батареей, потом дивизионом.
Машина приблизилась к рябине. Испуганно вспорхнули птицы, и несколько сочных красных ягод упало в песок. Возле этого дерева несколько лет назад во время ночного учения Харкус выстрелил из ракетницы. Две из пяти зеленых ракет упали на поле спелой пшеницы, возник пожар, который на целый час задержал смену огневых позиций.
— Остановитесь!
Медленно и тяжело ступая, Харкус поднялся на холм и словно оказался у края дышащей осенью земли. Из трубы домика, укрывшегося в одном из садов Фирталя, тянулся светлый дым, опускаясь на поле. Взлетели несколько ворон и, лениво махая крыльями, повернули в сторону леса, за которым находился Еснак, где стоял артиллерийский полк. Еснак ассоциировался у Хариуса с запахом порохового дыма от артиллерийских разрывов, с гарью бензина от тягачей, с воспоминанием об охоте и рыбалке.
Еснак напомнил майору о занятиях на учебных полях и полигонах, покрытых пылью, где пахло потом и кожей сапог, черным чаем и гороховым супом из походных кухонь. Всего этого майор не нюхал, не слышал и не видел вот уже четыре года. Четыре года назад он сменил все это на аудитории с таблицами и учебниками, на лекции и семинары. Все же еснакские запахи, звуки и картины полностью не изгладились из его памяти за время четырехлетнего пребывания в военной академии в Дрездене.
Позади леса, который стоял как прочная непроходимая стена между Фирталем и Еснаком, послышался шум моторов. Колонна машин выехала из казармы или возвращалась назад.
Первое приветствие полка.
Харкус покинул Еснак первым заместителем командира полка, а прибыл командиром. Наконец-то его желание исполнилось. Он с радостью упаковывал свой чемодан, когда позавчера из Бургенау прибыл приказ, в котором говорилось, что майор Харкус должен прервать свой отпуск и срочно принять полк. Майор был холост, поэтому не существовало никаких препятствий, которые могли бы задержать его отъезд. Если у него и были хлопоты, то приятные: на что истратить полученные деньги.
Шум моторов, раздававшийся из-за леса, то приближался, то удалялся. Харкус понял, что колонна машин покидала Еснак. Судя по шуму, двигался артиллерийский дивизион. Вероятно, он направлялся на полигон. Полковник Венцель говорил Харкусу, что дивизионам артиллерийского полка предстоят итоговые учения, которые закончатся артиллерийскими боевыми стрельбами. Второй дивизион вернулся с учений позавчера и лишь немного не дотянул до оценки «отлично»…
После того как Харкус утром представился в Бургенау генералу Крюгеру и ответил на его вопросы, он зашел к начальнику штаба дивизии полковнику Венцелю.
Венцель два года командовал полком в Еснаке. Не останавливаясь на второстепенных вопросах, полковник сразу поставил Харкусу задачу. При этом он, как и прежде, глядел в свою рабочую тетрадь, будто читая каждое слово. Как и прежде, Харкус боялся, что очки в черной оправе сползут с носа полковника. Но, раньше чем они могли соскользнуть с кончика носа, Венцель толкал их указательным пальцем опять вверх. Только подчеркивая что-нибудь, полковник поднимал голову и смотрел на Харкуса своими бесцветными, всегда немного влажными глазами. Говорил он тихо, но убедительно.
— Боеспособность и боевая готовность полка должны быть на такой высоте, чтобы полк всегда мог выполнить любую задачу. В этом наверняка нет ничего нового для вас, — сказал Венцель, — но я подчеркиваю слово «всегда». Всегда! — повторил полковник, и слова его действительно не были новыми для Харкуса. Все требования сливались в одно: «Полк, как и вся армия, должен быть отлично подготовлен для того, чтобы отразить нападение любого агрессора».
Харкус терпеливо слушал. Вдруг Венцель замолчал, недоверчиво посмотрел на Харкуса и сказал, хотя майор за все это время не произнес ни слова:
— Вы правы. Вам можно было бы этого и не говорить.
Полковник наклонился к Харкусу и, не заглядывая в свою рабочую тетрадь, что было большой редкостью, продолжал говорить тихим приятным голосом, объясняя Харкусу положение дел в части.
