Ничей современник. Четыре круга Достоевского - [46]
Возникшая тема снижается не только самой художественной ситуацией (что может быть несерьёзнее Хлестакова-самоубийцы!), но и лексическими средствами. Слово «записочки» никак не соответствует тому драматическому внетекстовому контексту, с которым оно соотносится; уменьшительно-ласкательная форма придаёт этому слову неуместный в данном случае «игривый» оттенок[311].
Снижение происходит и на фразеологическом уровне. «Милый папаша» – во времена Достоевского это уже довольно архаическая форма со стойким ироническим значением[312].
В дальнейшем тексте образ самоубийцы раздваивается ни самоубийцу, стреляющегося «из гордости» («Ну, тут хоть что-нибудь да понятно»), и самоубийцу, который застреливается «молча, единственно из-за того, что у него нет денег, чтобы нанять любовницу».
Комический эффект достигается несоответствием «мрачной» фигуры «молчаливого» самоубийцы легковесности мотива, поведшего к самоубийству. Отсутствие денег на содержание любовницы выступает как предельное заострение ситуации, ее трагедийно-гротесковое переосмысление. Вместе с тем сам этот мотив служит лишь внешним знаком, сигналом более глубоких смысловых систем[313].
Интонация завершающей абзац фразы отличается от тональности предшествующего текста. Выступая из как бы нейтрального речевого фона, заключительная фраза несёт прямую авторскую оценку («Это уже полное свинство»)[314].
Контрапункт, достигнутый лексическим и интонационным выпадением последней фразы, создаёт впечатление слова, сказанного в сердцах, авторской обмолвки. Тем самым усиливается личностная эмоциональная окраска всего отрывка, реализуется установка текста на интимность, подчёркивается его «взаправдашность», достоверность. Стилистически чужеродное «свинство» активизирует другие элементы словесной структуры, которые уже выступают не в своём основном значении (так, «самоубийство» из плана романтического, высокотрагедийного окончательно переводится в план этически ущербный[315]).
Эта же самая фраза «рифмуется» с лексической конструкцией, встречающейся ранее и играющей в предшествующем тексте доминирующую роль. Соотнесение «полного свинства» с «полным спокойствием» уравнивает два эти понятия, сближая их по конструктивному и семантическому сходству.
Цепь замыкается. Классическая хлестаковщина оборачивается современным трагическим фарсом.
Следующая фраза своим безличным, нарочито тяжеловесным построением пародирует форму простонародной речи («Уверяют печатно, что это у них от того, что они много думают»). «Наивное» авторское сознание находится в уважительно-ироническом отношении к «они». Двукратное повторение «они» в данном контексте имитирует употребление этой формы в просторечии – взамен третьего лица единственного числа[316]. Одновременно вводится момент полемики («уверяют печатно»[317]).
Далее, как и в предыдущем абзаце, совершается переход к прямой авторской оценке. Следует целая серия снижающих определений: «Я убеждён, напротив, что он вовсе ничего не думает, что он решительно не в силах составить понятие, до дикости неразвит, и если чего захочет, то утробно, а не сознательно; просто полное свинство…»
«Полное спокойствие», «счастье», якобы заменяющие целостность сознания, выступают теперь как естественное следствие дикости, неразвитости, утробности. «Успокоенная хлестаковщина» синонимична абсолютной бездуховности, моральному самоубийству.
Окончание этого абзаца («и вовсе тут нет ничего либерального») на первый взгляд совершенно не вытекает из контекста. Концовка частично реализует момент полемики, содержащийся в первой фразе абзаца в свёрнутом виде. Утверждение, что в самоубийствах вовсе нет ничего либерального, является одновременно сообщением чужого противоположного мнения, уже заключённого в самой форме авторского отрицания.
Таким образом, все явления, описанные в цитированном тексте, соотносятся с «чужим» мнением о том, что они, эти явления, суть нечто либеральное. Либерализм в общепринятом (одновременно – «чужом») значении дискредитируется.
Это позволяет Достоевскому несколько ниже дать собственное толкование либерализма: «…либерализм наш обратился в последнее время повсеместно – или в ремесло, или в дурную привычку <…> И даже странно: либерализм наш, казалось бы, принадлежит к разряду успокоенных либерализмов; успокоенных и успокоившихся, что, по-моему, очень уж скверно…»
Мы рассмотрели здесь только одну ячейку текста, проследив некоторые текстовые связи. По-видимому, существует принципиальная методологическая возможность подобного анализа и для других фрагментов дневниковой прозы Достоевского.
Можно сказать, что публицистические моменты «Дневника» как бы «вдвинуты» в его художественную структуру и сами являются частью последней[318]. Даже будучи лишёнными в ряде случаев самостоятельного художественного значения, они находят своё место в общем художественном контексте, обнимаются общей художественной идеей и в конечном счете «работают» на неё.
При этом передача информации в «Дневнике» осуществляется как художественная расшифровка. Такая расшифровка есть не упрощение, а усложнение[319].
Поэтика «Дневника» ещё ждет своего исследования. Но, по-видимому, в предварительном порядке можно утверждать, что мы имеем дело с литературным феноменом, художественная и жанровая природа которого такова, что идеологическая система не может рассматриваться здесь в качестве абсолютной и завершённой данности – без «поправки» на поэтику самого текста.
Игорь Волгин – историк, поэт, исследователь русской литературы, основатель и президент Фонда Достоевского. Его книги, переведенные на многие иностранные языки, обозначили новый поворот в мировой историко-биографической прозе.В «Последнем годе Достоевского» судьба создателя «Братьев Карамазовых» впервые соотнесена с роковыми минутами России, с кровавым финалом царствования Александра II. Уникальные открытия, сделанные Игорем Волгиным, позволяют постичь драму жизни и смерти Достоевского, в том числе тайну его ухода.
Предисловие и комментарии Игоря Волгина к роману «Село Степанчиково и его обитатели». Кроме истории написания и публикации романа, подробно рассматривается образ Фомы Опискина как пародия на Гоголя.
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
Воспоминания участника обороны Зимнего дворца от большевиков во время октябрьского переворота 1917 г.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.