Ничего личного - [5]

Казалось бы, что тут такого, если какой‑то там рынок просел на двадцать процентов? Делов‑то! Обыкновенному обывателю от этого ни прибыли, ни убытков. Но нет, нынешняя экономическая модель такова, что отсидеться спокойно не может никто.

Цепочка проста. Есть Большой Производственный Концерн. Его акции находятся в свободном обращении на рынке ценных бумаг. Цена на них кажется людям привлекательной и они покупают акции этого БПК. Однако самому Концерну часто бывает недосуг ждать, когда его счета пополнятся прибылью от торговых операций по продаже шоколада или аспирина. Он хочет купить конкурента, он желает построить новый цех или фабрику и т. д. — у работающего предприятия всегда есть необходимость в оборотных средствах. А где их взять? Можно, конечно, тупо просидеть полгода, ожидая скопления на счетах приличных капиталов, но за это время многое может произойти — конкурента купит кто‑то другой, сам БПК может поглотить какой‑нибудь более расторопный Самый Большой Производственный Концерн и так далее. Где взять деньги? Там, где их много — в банке. Но банку требуется обеспечение! А что возьмет банк в обеспечение? Правильно, акции БПК. С приличной премией к рынку — то есть дешевле их рыночной стоимости. И под залог акций на 100 миллионов, наш концерн получает 80 миллионов живых денег. Но вот происходит "черный понедельник"! И что делает банк? Банк не желает нести коньюнктурные риски вместе со своим клиентом — банк не страховая компания. Банку подавай деньги с процентами! А обеспечение кредита стремительно дешевеет. И вот получается, что в обеспечение ссуды в 80 миллионов на депозите у банка есть акции стоимостью всего лишь в 75. Ни один банк в здравом уме такой ситуации не допустит. Поэтому банк требует выкупа БПК своих акций — естественно по старой рыночной цене. А где наш БПК возьмет деньги? Они ведь у него в проектах, материалах, акциях других компаний — в общем, не на счетах.

Наш БПК несется на биржу, чтобы продать столько своих акций, сколько нужно для покрытия образовавшейся разницы по кредиту. Но дело в том, что на бирже и без того все только продается. И ничего не покупается! И значит, свои акции он продаст еще дешевле, чем мог продать банк час назад, когда озвучил свое требование по возврату кредита от БПК. Но и те акции, что у банка, подешевели еще. И получается замкнутый круг: мы продаем, чтобы компенсировать разницу между прежней стоимостью актива и текущей, но с каждой нашей продажей наш актив дешевеет еще сильнее, требуя еще раз провести эту компенсацию!

В конечном итоге наш БПК останавливает все текущие платежи, отменяет оплату за материалы и электроэнергию, выдачу зарплат и премий, замораживает авансы покупателей — все ради того, чтобы расплатиться с банком, потому что "нужно поддерживать репутацию хорошего заемщика", потому что с банками лучше не судиться, потому что так принято.

И вот уже несколько фабрик сидят без материалов, без рабочих, без оборотных средств, а их директора и владельцы снуют между банками и кабинетами чиновников, выпрашивая новые кредиты под залог уже никому не нужной бумаги.

И так происходит повсеместно, если государство не додумается нарисовать новые деньги. Но и эти деньги пойдут не в реальный сектор — там им делать нечего, потому что кредиты, выданные этими деньгами, сразу вернутся в банки в оплату долгов предприятий–производственников. И банки понесут их на биржу, начиная опять игру — "кто последний купит игрушечного медведя".

Об этой игре мне рассказал Захар. Иногда на рынках наступает затишье — флэт, когда котировки вяло болтаются долгое время на одном месте, не давая сигналов ни на покупку, ни на продажу, и тогда пытливые умы трейдеров ищут, чем бы себя занять. Кто‑то приволакивает из дома старого плюшевого мишку и продает соседу за доллар, тот другому за два и начинается игра. Расплачиваются настоящими деньгами. Медведь переходит из рук в руки, цена на него растет постоянно. Вот он стоит сто долларов, вот триста, а вот пятьсот. Очень многие успели погреть на нем руки, а многие и не по одному разу, но наступает момент, когда люди начинают понимать, что старая игрушка никак не может стоить тысячу долларов и покупатели кончаются. Последний, заплативший больше всех, назначается главным терпилой, ведь интуиция ничего ему не подсказала и не уберегла от неоправданной глупости.

Торговля акциями и есть эта игра в медведя. Только обретшая масштабы поистине циклопические. На доходах от нее живут целые страны, вроде Англии. Хотя первопроходцами в этой сфере были французы.

Но мало самого медведя, — ведь покупателей много, а медведей поменьше, поэтому люди придумают производные от самого медведя — права на покупку или продажу этой игрушки в какое‑то определенное время. Потом это право застрахуют, а владельца медведя прокредитуют на его стоимость, и сам кредит, да и страховку тоже — непременно вынесут на рынок, сделав его правом требования права на покупку медведя. И вот уже вокруг медведя, текущая стоимость которого триста долларов, образуется бумажный ком прав, требований прав, страховок и прочих производных, ценой в десятки тысяч долларов. Все чем‑то торгуют, но ни у кого нет медведя.