Ни слова о любви - [24]

— Бедная моя Сонечка… Что ж, у тебя есть право чувствовать себя немножко разочарованной, — понимающе сказала Люцина. — Но дай мне кое-что рассказать. Я тебе не звонила, потому что у меня была куча работы. Понимаешь, я ковала железо, пока горячо.

Сабине стало дурно, когда она попыталась себе представить, что именно Люси могла иметь в виду.

— Я раздобыла для тебя два новых рекламных контракта. — Агентша сделала выразительную паузу, словно ожидала бури аплодисментов.

— Ты шутишь? Нет, этого не может быть! Не думаешь же ты, что теперь я буду…

— Говоришь, это все моя вина? — бесцеремонно перебила ее Люцина. — Так вот, дорогая, я не могу согласиться ни с одной частью этого утверждения: во-первых, не моя, во-вторых, никакая это не вина. И не думай, что я скромница, Орлеанская девственница. Не отрицаю, мои способности в пиаре выше средних — что есть, то есть. Но тебе, милочка, я скажу так: такого ивента[8], какой ты нам устроила, даже я не сумела бы выдумать! Соня, это было шедеврально! Ты чемпионка мира! И я не имела к этому ни малейшего отношения. Ты сделала все сама. Сама, моя Сонечка, такая пробивная и неотразимая Сонечка…

Сабина слышать не могла ее инфантильного щебета. Но в одном Люцина была права. Сумей она, Сабина, тогда взять себя в руки, нашумевшую передачу на «Пятом канале культуры» посмотрела бы всего горсточка телезрителей, да и те забыли бы об этой бессмысленной и никому не нужной дискуссии еще до окончания рекламного блока перед следующей программой. Действительно: в том, что случилось, она могла винить только себя. И это еще больше ее злило.

— Ты просто гениальна. Такого количества упоминаний в масс-медиа не имел еще ни один писатель, никогда! — взволнованно продолжала Люцина. — Я проверяла! Понимаешь? Никто и никогда! — с триумфом в голосе повторила она.

— А не заметила ли ты, что при этом упоминались вовсе не мои книги?

— Да какая разница, зайчик? Это даже лучше: публикации на житейские темы продаются гораздо успешнее, чем рецензии. Я читала исследования, могу тебе отправить, если хочешь, это очень интересно, — уговаривала агентша.

— Люцина, давай закончим этот разговор. У меня уже нет сил. И знаешь что? Выбрось из головы всякие контракты и прочую ерунду. Я исчезаю. Перебираюсь поближе к морю. — Произнеся это, Сабина застала сама себя врасплох: она-то была уверена, что еще не приняла решения. — Книг про Амелию больше не будет. В кои-то веки я возьмусь писать что-нибудь приличное. — Она осознала, что стремление создать иной, настоящий роман в ней только усилилось, обретя новый мотив, более сильный, нежели все предыдущие: Сабина отчаянно желала доказать миру, что она не какая-нибудь туповатая бумагомарательница, выезжающая благодаря дешевым скандалам, — ведь именно такой ее теперь считали все. — Ничего уже не будет как прежде.

В трубке какое-то время молчали.

— Пусть будет так, как ты хочешь, Соня, — наконец отозвалась Люцина осторожно. — Я за тебя горой, что бы ты ни решила.

— Не хочу я с тобой говорить, — закончила Сабина. Она немного стыдилась столь дешевой цитаты[9], но это была истинная правда.

Глава 5

Кофейня-шоколадница Веделя была, как обычно в это время дня, полна людей. Японские туристы, старушки с унизанными бриллиантами довоенных времен пальцами и завитыми волосами, студентки, претендующие на принадлежность к андеграунду исключительно из-за престижа самого андеграунда… И все, склонившись над чашками с теплым коричневым напитком, погружены в доверительные беседы.

Сабина долго боролась с собственными мыслями, но в конце концов уговорила себя, что вполне может встретиться с Анджеем здесь. Дело ведь было, как-никак, в том, чтобы впервые появиться в общественном месте — впервые с тех пор, как она невольно стала главной скандалисткой польской литературы. Показываться на людях Сабина очень боялась, но поездка к морю помогла ей понять, что пора наконец попытаться дать отпор буре, неожиданный удар которой сбил ее с ног. «Не дождетесь, сопливые засранцы, — мысленно говорила она своим интернет-преследователям, — я не сдамся! Буду жить нормальной жизнью, не позволю вам запугать меня!» Кроме того, увидеться с мужем она предпочитала на нейтральной территории, поэтому предложила встретиться в городе, но уступила в выборе кафе. На шоколаднице Веделя настоял Анджей, хотя Сабина недолюбливала и саму эту кафешку, и напитки, которые здесь подавали.

— Сабинка, я буду идти из телестудии, мне как раз по пути. Да и ты ведь знаешь, как я люблю их шоколад, — пояснил он жене по телефону так непринужденно, словно целью их встречи была самая обыкновенная болтовня.

Сабина пришла первой и отыскала более-менее укромное место в глубине зала. К счастью, клиентура этого кафе, по-видимому, не состояла из любителей бульварных сенсаций: появление писательницы, к ее величайшему облегчению, особенной реакции не вызвало. Анджей, как обычно, опоздал, а входя, нечаянно толкнул официантку с подносом. Заметив жену, он по привычке издалека окликнул ее по имени, что тут же пробудило интерес у остальных присутствующих. Сабине, настроенной изначально на мирные переговоры, кровь ударила в голову. «Что за кретин! Я его убью!»