Ни пуха вам, ни пера - [18]

Шрифт
Интервал

Bивiв мене, босую,

Та й питае:

Чи е мороз, дiвчино,

Чи нема-а-а-е-е-е?

Смотрел бы вот так и не насмотрелся… Слушал бы и не наслушался…

Так вот, сидели, слушали, природой любовались. Как вдруг местный дедок говорит:

— А в этом болоте табун диких свиней есть! И секач тут огромный-преогромный бродит.

— Мы все, — говорит Кузьма Демьянович, — аж подпрыгнули.

— Где?

— Да вот здесь, в болоте!

— Неужто? — мы к нему. — А видел ли его кто-нибудь в этом болоте?

— Почему бы и не видать? Видали! А сколько он у нас овощей на огородах да свеклы уничтожил! Да я и сам секача видел. Пудов пятнадцать будет, если не больше. Стра-ашный зверь!

— Вы же понимаете, — продолжал Кузьма Демьянович, — что мы сразу же решили пройтись по болоту, авось удастся набрести на свиней. Было нас шестеро. Решили так: я, как самый старший, — мне уже тогда на пятьдесят шестой повернуло, — должен пройти от оврага в глубь камышей и ждать, а остальные должны зайти с противоположной стороны и направляться ко мне метров на тридцать один от другого.

Загонщиков у нас не было, мы сами, видите ли, и загонщики и стрелки. Дедок не пожелал с нами идти.

— Боюсь, — говорит…

Пошли мы в камыш, а дедок спустился в балку.

— Может, — говорит, — где-нибудь зайчишку всполошу.

— Вошел я в камыш, — продолжал Кузьма Демьянович, — прошел немного, остановился, осматриваюсь. В самом деле, как будто какие-то тропинки сюда и туда в камышах ведут, "Не наврал, как видно, дедок", — думаю. Прошел еще немного дальше в камыш, выбрал для себя что-то вроде небольшой полянки, остановился, прислушиваюсь… Ничего не слышно… Только камыш шелестит, да иногда где-нибудь в стороне зашуршит болотная крыса. И опять тихо. Долго я стоял, уже пора и товарищам подойти, а их нет как нет… Я, сказать по правде, вздремнул. Стою, значит, дремлю. Вдруг оно как зашумит в камыше, как захрюкает, я так и подпрыгнул. Подпрыгнул и верчусь на месте, как юла, не знаю, в какую сторону удирать. А оно опять как хрюкнет! Я как махнул из камыша, так мигом подле оврага очутился… Услыхал только, как от меня что-то шмыгнуло и бросилось к речке. Куда там! Я даже не успел подумать, что оно такое? Выскочил из камыша и помчался к оврагу. А из оврага, как борзая, помчался к лесу и — на грушу! Сел, взвел курки, жду. Долго сидел, нет ничего. Наконец слышу — зовут:

— Кузьма Демьянович! Кузьма Демьянович! А-гей! Где вы? А-гей-гей!

— Я тут! — кричу. — На секача засел! На груу-уше!

— Слеза-а-а-айте!

— Не слезу! — кричу.

И в самом деле, я-то не прочь слезть, да не могу. Груша высокая, старая груша, можно сказать, и до половины ни сучьев, ни ветвей гладкий ствол! Как я на нее влез, хоть убейте, сам не пойму…

Подошли товарищи. Спустили меня с груши.

— Видели что-нибудь? — спрашиваю.

— Ничегошеньки не видели, — говорят.

— Да как же так, — говорю. — Как же не видели, если оно хрюкало, да и не раз… И шмыгнуло мимо меня! Я от него, а оно от меня. А что хрюкнуло, пускай меня бог убьет, — говорю, — если своими ушами не слышал…

— Так это вы, значит, — спрашивает Иван Петрович, — на овраг подались?

— Я, — говорю, — конечно же, я! Потому что оно как хрюкнет, я и подумал, что секач из камыша.

— Да это я сморкался, — говорит Иван Петрович. — Только я сморкнулся, как вдруг мимо меня

что-то как сиганет! Я подумал, что секач, и сам от него опрометью к речке…

Подошел к нам дедок.

Мы и спрашиваем его:

— Где же ваши свиньи?

— А разве нет?

— И следу нет!

— Выходит, нырнули!

— Куда нырнули?

— Выходит, что под воду. Куда ж еще?

— Но разве дикие свиньи ныряют?

— Не знаю где как, а у нас ныряют, — говорит дедок.

— А что вы думаете, — размышляет при этом Кузьма Демьянович. — Могло быть. Есть же морские свинки, могло быть, что и речные появились.

Так вот что случилось с нами во время охоты на кабанов. Я и до сих пор никак не пойму, как из оврага выскочил и как на грушу взобрался. Пятьдесят же шестой год пошел! Выходит, что и такая охотничья прыть бывает! Вот как секачи борзо бегают.

— Проворный зверь, — добавил Кузьма Демьянович.

* * *

Охотятся на дикого кабана с гончими или специально обученными для этого псами, но чаще всего охотятся с загонщиками.

Когда на вас выскочит вепрь и вы не успеете удрать, вам уж тогда, ясное дело, приходится стрелять.

Стрелять надо обязательно пулей, целиться в голову или в сердце, бить надо наповал, потому что раненый кабан — зверь невероятно лютый: он бросается на охотника с разгона, вонзает свои страшные клыки прямо в живот и с криком: "Ага, попался!" — рассекает охотника по брюшной белой линии от пупа вверх до самой груди.

Если же кабан сам смертельно ранен, он ложится тут же, рядом с охотником. И оба они потихоньку отдают богу душу,

Потом уже сходятся охотники, мастерят носилки и несут своего погибшего товарища и дикого кабана к машине или к железнодорожной станции.

Те, кто несет погибшего товарища, очень грустны, потому что им жалко храброго охотника, павшего жертвой своей благородней спортивной страсти.

А те, кто несет убитого кабана, очень веселы, так как подобный охотничий трофей случается не очень часто.

Когда вы идете по болоту, где обязательно есть целый табун диких свиней и где бродит огромнейший секач, весом не менее пятидесяти пудов, очень полезно произносить такую как бы молитву, испокон веков весьма помогавшую во время охоты нашим предкам-охотникам (между прочим, молитва эта полезна не только во время охоты на кабанов, но и вообще во время охоты на любого зверя). Вот эта молитва:


Еще от автора Остап Вишня
Божеское

Атеистические и бытовые юморески 20-х годов.


Под парусом

Немного природоведения, географии, этнографии и курортологии. Дорожные очерки и "Крымские усмешки".


Вот оно - село!

Сельские зарисовки, юморески и фельетоны 1919-1927.


Мы - такие!

Памфлеты и фельетоны на политические темы 1919-1927.


Выбирайтесь!

Усмешки кооперативные, торговые и прочие.


Поехали

Рассказы о нравах доморощенных и зарубежных.