Стоишь, слушаешь, сердце распирает тебе грудь, горит мозг, и ты мажешь, мажешь, мажешь…
На засаду вы выходите, когда уже совсем стемнеет…
Выходите в большом дубленом кожухе. Хозяин вас спрашивает:
— Может, и свитку надели бы?
— Нет, — говорите, — не нужно. Не так-то уж оно и холодно. И ветра нет. Да и первач у вас с воротником. Теплый первач, а я его хорошо подпояшу, оно и не продует.
Вы устраиваетесь на засаду у огромной колхозной соломенной скирды…
Ночь темная, бодрая.
На небе, над скирдой, — звезды, на земле, под скирдой, — зайцы.
Сели, укутались.
— Ну, налетайте, которые тут есть зайцы! Тихо-тихо…
Но вот откуда-то издали из соседнего села доносится песня:
И тихо.
Вы еще теплее укутываетесь в кожух…
Задумываетесь…
Невольно из груди:
Ой, взойди, взойди, ясная луна,
Как мельничный круг…
И снова тихо.
Голова на солому клонится, клонится, клонится…
Под кожухом тепло…
И на сердце тепло-тепло…
……………………………………………………………………………………………
Вдруг над ухом:
— С добрым утром! Уснули?
Здравствуйте! Неужели уснул?
— Уже и завтрак на столе! Пойдемте!
— Пойдем.
— А где же ваши ружья?
— Нет… Гляди.
Сюда-туда — нет ружья.
— Вот оно как! Тут у нас не зевай! Подследили, значит, и хапнули. Ну, ничего: может, где-нибудь выплывет…
— Неприятно! Никому хоть не говорите!
Домой вы зайца все-таки привезли.
— А где же ружье? — допытывается семейство.
— Курок немного закапризничал; отнес к мастеру.
Вечером вы едите нашпигованного салом зайца. За столом торжественно: первый в этом сезоне заяц!
Торжественную трапезу разделяет с вами и ваш верный по охоте товарищ.
— Будем здоровы! — Будем здоровы!
После ужина вы умоляюще смотрите на верного товарища, а он, прощаясь, заплетается: — Ты же не забудь завтра занести должок, что на зайца взял.
Ю.В. Шумскому*
Благородное животное — дикая коза.
Благородное и своей осанкой, когда, стройная и нежная, стоит она среди кустов орешника или на зеленой цветуще-ароматной поляне нашего чудесного леса, или, когда, спустившись к Суле, к Росе, к Горине, грациозно наклонившись, студеную воду пьет.
Благородна и в стремительном вихре — лёте, когда, испуганная, не бежит, а расстилается над чагарником, над кустами или между дубо-ясеневыми стволами.
А еще благороднее она тем, что с ее помощью и благодаря ей можно выявить очень несимпатичную породу человеческого рода, ту породу, которая позорит почетное звание охотника-человека и которой есть название — браконьер.
Браконьер — это, собственно говоря, человек только внешне: у него, если начинать снизу, — две ноги, живот, грудь, две руки, глотка, буркалы, голова и на голове картуз или шляпа.
В буркалах (у людей эти штуки называются глазами) нет ни радости, ни печали, одни только хитрости. У людей глаза смотрят, а буркалы у браконьера бегают.
Сердца у браконьера нет. Вместо сердца у него мешочек с мышцами.
Мешочек этот у него специально для того, чтобы очень сильно заколотиться, когда кто-нибудь закричит: "тю, тю…"
Вот это и есть браконьер.
Итак, еще раз повторяем, дикая коза помогает выявлять среди людей этих выродков-браконьеров, хоть и платит за это своей жизнью. Охотиться на дикую козу воспрещено.
Только с особого разрешения можно отстреливать определенное время самцов-козлов, а браконьеру закон не писан, он идет в лес и уничтожает и козлов, и козочек, и маленьких козлят.
Нам никогда не приходилось видеть браконьера за его подлой работой, но мы не представляем себе, как может хлопать он своими буркалами, когда козочка смотрит на него печально-печальными, полными слез глазами и умирает…
И как жаль, что ее благородство не позволяет ей плюнуть тому зверю прямо в буркалы!
Браконьер — хитрющая бестия.
Юрий Васильевич Шуйский — чудесный артист и прекрасный охотник.
Кое-кто, кстати, говорит, что он больше охотник, чем артист, другие, наоборот, утверждают, что из него вышел артист намного лучший, чем охотник.
А мы того мнения, что если он такой же охотник, как и артист, то он действительно прекрасный охотник. Так вот Юрий Васильевич рассказал нам такой случай.
"Зашел, — говорит, — как-то ко мне земляк.
— Приезжайте, — просит, — приезжайте-ка к нам в Звонковое ** поохотиться. А то все время почему-то в степях Украины охотитесь.
Собрались мы компанией и поехали. Поехал, — говорит Юрий Васильевич, — я и со мной Платон Кречет, Галушка и звонарь Квазимодский из Собора Парижской богоматери. Приехали в Звонковое, остановились у земляка, перекусили — и сразу в лес. Только лишь вошли в лес, как вдруг "бабах!", и недалеко. Мы туда. Глянь — на поляне кто-то около убитой дикой козы возится. Я как крикну:
— Стой!
Вы же сами понимаете, что делается с браконьером, когда он слышит "стой!". Это на него так влияет, как хлыст на рысака. Он за козу и наутек. Мы за ним! Все вчетвером! Галушка и Квазимодский чуть отстали, а я и Кречет по пятам за ним. Прибегаем в село, заметили, в какую хату вскочил. Вбежали и мы в его хату, ну, может, минуты через три после того, как он вскочил.
— Где коза? — спрашиваем.
— Какая коза?
— Дикая коза, которую ты в лесу только что убил.
— Да я и в лесу не был.
Жена его над колыбелью стоит, наклонилась, ребенка кормит.