Ни о чем не жалею - [64]

— Вам, должно быть, тоже тяжело пришлось, — сказала она. — Ваши родители… они, наверное, погибли в какой-нибудь аварии?

В разговоре с кем-нибудь другим она ни за что бы не осмелилась расспрашивать, но с отцом Коннорсом все было совершенно иначе. Они беседовали уже почти час, но никто из них не замечал течения времени. Разговаривать с ним было очень легко — должно быть, потому, что он умел слушать и даже молчал так, что Габриэла продолжала ощущать его теплое участие.

— Нет, — ответил он и покачал головой. — Мой отец умер от внезапного сердечного приступа, когда ему было всего сорок два года. А мама… она покончила с собой три дня спустя. Тогда я еще не понимал, что с ней происходит, — наверное, от горя и от неожиданности у нее просто помутился рассудок. Быть может, если бы кто-то был рядом с ней или, скажем, она побеседовала со священником, ее можно было спасти. Наша семья никогда не была особенно религиозной… — Он немного помолчал. — Вот почему эти вещи имеют для меня такое большое значение. Сочувствие, дружеский совет, простое внимание могут творить настоящие чудеса. Во всяком случае, они помогают людям взглянуть на многое по-иному, и тогда мир сразу перестает быть унылым, безнадежным и враждебным.

Габриэла только кивнула, гадая, смог бы кто-нибудь помочь ее матери. Отец Коннорс между тем продолжал:

— Прошло много лет, прежде чем я сумел простить мать за то, что она сделала. Сейчас-то я, конечно, понимаю ее гораздо лучше. Каждый день ко мне приходят люди — много людей, — которые чувствуют, что жизнь загнала их в угол, и у многих из них ситуация еще хуже, чем была у моей мамы. Я помогаю им как могу… Они напуганы, сломлены, раздавлены и зачастую не видят выхода. Главная их беда в одиночестве. Часто бывает так, что человеку просто не с кем поговорить о своих проблемах, и от этого трудности начинают казаться ему непреодолимыми. Тогда люди впадают в панику, в уныние и порой решаются на самые отчаянные поступки.

— Когда вы решили стать священником? — спросила Габриэла, когда они повернули и все так же медленно побрели по садовой дорожке обратно.

— Я поступил в семинарию сразу после окончания школы, но идея пришла ко мне раньше, лет в пятнадцать.

И мне до сих пор кажется, что ничего лучшего я не мог бы выбрать. Должно быть, сам господь помог мне найти мое призвание.

Тут Габриэла снова посмотрела На него. Она по-прежнему считала, что отец Коннорс слишком высок ростом и слишком атлетично сложен, чтобы по-настоящему быть похожим на священника. Даже его стоячий романский воротничок с белой полоской вместо галстука казался неуместным на человеке с такой мощной шеей и такими широкими плечами. Правда, подбородок у Джо был мягким — округлым по форме и с небольшой уютной ямочкой.

— Думаю, ваши одноклассницы были изрядно разочарованы вашим выбором.

— Вряд ли. — Отец Коннорс слегка повел своими могучими плечами. — Я редко с ними общался. В приюте, как ты понимаешь, были одни мальчишки; с девочками я сталкивался только в школе, в которой я учился до того, как умерли мои родители. Но в детстве я был слишком стеснительным, чтобы встречаться с кем-то из одноклассниц. К тому же мой путь был указан мне богом, и я никогда не сомневался в том, что поступаю правильно.

— И я тоже не сомневаюсь, — призналась Габриэла. — Правда, я, быть может, слишком долго колебалась, прежде чем принять решение. Монахини, с которыми я жила, все время говорили о «призвании», о «голосе свыше», но я ничего подобного не слышала и, откровенно говоря, считала себя слишком плохой, чтобы служить богу.

Но сейчас я ни о чем не жалею.

Отец Коннорс кивнул. Он прекрасно понял ее. Путь служения, который они для себя выбрали, казался им единственным. Оба они были рождены для такого пути.

— У тебя есть еще достаточно времени, чтобы утвердиться в своем решении, — сказал он на всякий случай, и Габриэла поняла, что с ней снова говорит священник, а не просто друг. Наморщив лоб, она отрицательно покачала головой.

— Мне это уже не нужно. Я долго колебалась, но это было до того, как я поступила в группу кандидаток. Вы ведь знаете, я закончила факультет журналистики в Колумбийском университете… Именно там я поняла, что не хочу больше возвращаться в мир. Для меня это было бы слишком тяжело. Я никогда не ходила в кино, никогда не бегала на свидания… Если бы мне пришлось встречаться с мужчиной, я, наверное, просто не знала бы, что ему сказать… — Тут она улыбнулась отцу Коннорсу, забыв, что он тоже мужчина, — И еще, я не хотела бы иметь детей. Никогда, — закончила она решительно.

Это заявление показалось отцу Коннорсу непонятным, а решимость, с которой Габриэла произнесла эти слова, просто потрясла его.

— Почему? — спросил он удивленно.

— Я очень боюсь, что буду вести себя с ними, как моя мать. Ведь это могло передаться мне по наследству, не так ли? Что, если тот же злой демон сидит и во мне?

— Это просто глупо, сестра! — почти сердито сказал отец Коннорс. — Почему, собственно, проклятье, которое довлело над твоей матерью, непременно будет и твоим проклятьем? Законы наследственности здесь совершенно ни при чем. Я знаю много людей, у которых было очень трудное детство, но сами они оказались превосходными родителями.