Ни дня без победы! - [29]

Телефонист стал кричать в трубку:

— Шрапнелью пять очередей по кавалерии!..

Две батареи, скрытые за хуторскими сараюшками, открыли огонь. Низко над рядами кавалеристов рванули ватные клубки шрапнельных снарядов. Ряды конников заметались, сломались, но выправились и, поредев, продолжали мчаться вперёд.

Говоров сам склонился над телефонным ящиком, закричал в трубку:

— Ещё пять очередей, да пониже!

Снова ударили орудия. Попадали с коней всадники, завизжали раненые, поднимающиеся на дыбы кони. Ряды сломались. Кавалерия смешалась, заметалась, рассыпалась по степи веером, не выдержав огня, удрала за курган.

— Эта лава, пожалуй, пострашнее танков, — сказал Будилович.

— У неё было больше шансов нас смять, — отозвался Говоров. — Фугасными по танкам! — крикнул он в трубку и приложил к глазам бинокль.

Орудия подбили третий танк. Скоро и четвёртый упёрся носом в воронку. Пушка его припала дулом к земле. Пятый и шестой окутались дымом. Шесть танков догорали в степи.

Ещё один пехотинцы подбили гранатами.

— Посмотрите-ка! — толкнул его Будилович в плечо. — Туда, на правую машину!..

— Вижу, — сказал Говоров.

Там пехотинцы брали танк в плен. Отчаянные красноармейцы подползли к танку вплотную, и двое въехали на крышу прямо на гусеницах. Стали стрелять в бойницы и бить штыками в смотровые щели. Танкисты не выдержали, заколотили гаечным ключом в броню изнутри, закричали:

— Сдаёмся, братцы, пощадите!

Бойцы перестали стрелять. Танкисты открыли люки, понуро вылезли из машины. Целёхонький танк был взят в плен. Оставшиеся невредимыми танки удрали.

51-я дивизия двинулась вперёд, к Перекопу.

В Каховке состоялся парад. По улицам прошли два захваченных в плен танка. Командующий фронтом Михаил Васильевич Фрунзе сказал, что боевые действия 51-й стрелковой дивизии, наносившей под Каховкой контрудар по наступающему противнику, решили судьбу почти всей кампании против Врангеля. Стоило прорваться к переправе через Днепр танкам и кавалерии, вряд ли удалось бы отстоять Каховку, и борьба с Врангелем затянулась бы надолго.

16 октября 1920 года в 51-ю дивизию приехали представители московского Совета, прямо на позиции они вручили начдиву Блюхеру красное знамя с вышитой золотыми буквами надписью: «Уничтожить Врангеля!»

— Московский Совет принимает шефство над вашей дивизией! — сказали они.

За отличие в боях на южном фронте Говорова наградили орденом Красного Знамени.

Первый орден навсегда остаётся самой памятной и драгоценной наградой.

Наконец сбросили врангелевское воинство в Чёрное море.

Вскоре кончилась война, и не осталось врагов на нашей земле.

51-ю дивизию перевели в Одессу.

Бойцы и командиры демобилизовались, вернулись к мирной жизни, которой не было у многих более пяти лет. Не все успели до войны получить мирную профессию, и всё надо было начинать заново.

Не успел и Леонид Александрович Говоров получить мирную профессию, а было ему уже двадцать четыре года.

В его душе жила мечта о кораблях.

9. НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ПУТЕЙ ЖЕЛАНИЯ И ДОЛГА

Одессу томила душная жара. Кто мог выкроить часок, бежал к морю. Волна накатывалась на горячее тело, освежала, возвращала надежду, что когда-нибудь станет в мире попрохладнее.

Когда кончились занятия и горнист просигналил обед, Будилович заглянул к Говорову:

— Пойдём искупаемся, Леонид Александрович?

— Не могу, Василий Арсеньевич, — развёл руками Говоров. — Дела.

— В обеденный перерыв солдату отдохнуть полагается, какие тут могут быть дела?

— Сейчас иной солдат уже и не совсем солдат. Он о демобилизации думает, о гражданской жизни.

— Опять ты кого-то репетируешь? — догадался Будилович.

— Ага, — кивнул головой Говоров. — Жилейкин попросил математику за курс реального с ним повторить. Он на фронтах половину перезабыл, а хочет по демобилизации в институт податься. Вот мы с ним по часу в день и занимаемся. И ему польза, и мне не вредно потренировать мозг.

— Неужели нельзя заниматься вечером, когда попрохладнее?

— Мы вечером и занимаемся, — сказал Говоров. — А нынче у Жилейкина вечером важные сердечные дела — словом, человек желает покинуть Одессу не в одиночестве. Попросил перенести занятие на обеденное время. Вечером поеду в Аркадию на пляж, отдохну…

— Эх, Говоров, — вздохнул Будилович, — зря я к тебе зашёл. Напомнил ты мне, что у меня отчётность по боеприпасам не подготовлена. Хотел я про неё позабыть до завтра, а ты разбудил задремавшую совесть. Добро. Вечером зайди за мной — поедем в Аркадию.

Вечером, проверив порядок в дивизионах, Будилович и Говоров поехали на пляж. Было ещё светло, солнце не село, но и не палило, клонясь к горизонту.

Плавая в море, не очень-то поразговариваешь. Зато, когда выйдешь из воды и растянешься в своё удовольствие на тёплых камешках, ничто не мешает откровенной беседе.

Перед глазами расстилалось Чёрное море, и по его заштилевшей глади удалялся в сторону пролива Босфор чёрный, закоптивший полнеба дымом пароход.

— Чего он так дымит? — спросил Будилович.

— Плохой уголь, котлы старые, давно не чищенные, — сказал Говоров. — Я предпочитаю дизельные двигатели. Мои пароходы коптить небо не будут, только эдакий лёгкий голубой дымок будет виться над трубой…