Незримый фронт Отечества. 1917–2017 - [145]

Комполка зашагал к Неве, политрук за ним. Но через несколько минут их нагнал возвратившийся порученец. Вместе с ним шел танкист с обгоревшей щекой, рукой на перевязи, в комбинезоне, разрезанный рукав которого был заправлен за поясной ремень. За танкистом, к общему удивлению, топали двое в гражданских ватниках с наброшенными на них маскхалатами, таких же брюках, валенках с галошами, но в армейских касках на головах.

— Товарищ майор, вот эти товарищи, — обратился к комполка лейтенант, — ремонтировали танк, но его подбили. Теперь идут к пристани за деталями.

— Ничего не понимаю, — оглядывая странных гостей, с нескрываемым раздражением сказал Кириллов, — какой ремонт? Какие детали? Ваши документы, — протянул руку.

— Я уже смотрел, — торопился порученец, — все в порядке. Однако «гости» предъявили свои бумаги и паспорта, а Белозеров их перехватил и начал внимательно рассматривать, щурясь в меняющемся каждую секунду освещении.

Танкист, не ожидая конца проверки, морщась от боли в руке, представился:

— Командир Т-38, сто двадцать третьей танковой бригады младший лейтенант Смирнов. Полчаса назад, товарищ майор, я опробовал исправленную ребятами, — показал на спутников правой рукой, державшей шлемофон, — мою машину. Там полк пошел в наступление с вновь прибывшими танками и мне приказали поддерживать. Только двинулся, дал беглым пять выстрелов — снова гады побили траки, поцарапали весь экипаж, — двинул подвешенной рукой, решив показать куда ранило, и заскрежетал зубами от боли.

— А у бывшей пристани наши два танка подбитые, — вмешался один из гражданских, — говорят, не двигаясь, ведут огонь, а гусеницы целы. Так мы, понимаешь, хотим переставить.

Майор в недоумении обернулся, поглядел вокруг в свистящее осколками и пулями небо, и начиная, наконец, понимать, что происходит, с удивлением произнес: — Ну нет, позвольте. Кто вы такие? Как здесь оказались?

— Я, Николай Савин, — ткнул себя в грудь один из пришельцев, чумазый, с заросшим щетиной лицом, — а это напарник Сергеев Иван. Рабочие с Кировского завода. Здесь в командировке… — извинительным тоном, словно чего-то набедокурил, добавил он.

Белозеров, с улыбкой, молча передал командиру полка бумажки-командировочные в воинскую часть от дирекции завода.

Майор невольно рассмеялся:

— Ни хрена себе командировочка! Кто это мог додуматься? И как это вы можете здесь на поле боя заниматься ремонтом? Вы что, святые?

— Товарищ майор, они, повторяю, уже отремонтировали мне машину в карьере у бывшего кладбища, — танкист пока зал шлемофоном к северу. — Там их немцам совсем не видно. Но как я попытался вывести танк, фрицы рубанули и прямо по гусенице…

— А в командировку-то нас послали не сюда, а на тот берег, — перебил его Савин, — приехали, а нам говорят, танки подбитые на «пятачке», значит, здесь. Ну не тащить же их, понимаешь, обратно на правый. Легче было нам сюда переплыть. Там у машины еще парень остался.

Ничего себе «легче», подумал Белозеров. Ну, герои! Не красноармейцы, не военнообязанные. Никто их в пекло послать не мог. Ползают в этом кровавом месиве, делают дело. Ну, народ! А почему они топают по переднему краю почти километр или больше от кладбища, а не по берегу? — мелькнула мысль. Об этом он и спросил танкиста.

— Потому, товарищ политрук, что немцы обстреливают плацдарм за квадратом квадрат, мы это уже приметили, и в окопах налет можно переждать, а по пляжу и по реке бьют без продыху. А нам еще было и до берега-то метров пятьсот, никак не меньше!

— Резонно, младший лейтенант, — улыбнулся Кириллов, — ну, жмите дальше. Лейтенант, доведите, и пусть у нас на ППМ окажут помощь, — кивнул на танкиста. Когда четверо, гуськом и толкаясь, побежали, пригнувшись, вперед, тоже двинулся к Неве и добавил, — какие все же молодцы, политрук! Какие ребята! «Не тащить же, говорит, машины из огня, легче самим переплыть в огонь». Вот наши люди, Сергей… Николаевич, — и вновь помрачнел, — вот кто богу душу здесь отдает под вздохи полковых наших пукалок! Сюда бы сейчас полсотни танков с такими танкистами, тяжелой артиллерии с того берега от бумкомбината, да десяток с неба штурмовиков. Пропахали бы одновременно перед атакой… Прорвали бы мы все к чертовой матери. А то все «каппелевские атаки»… — возмущенно вырвалось продолжение монолога, прерванного танкистами. — Это же годится для экрана, а не для дубровского «пятачка». Понимаю: дан приказ наступать. Любой живой силою, но прорвать. Не останавливаться перед потерями ради цели. Согласен. Надо! Видимо, надо! Но неужели не научили доты под Койвисто? Где опыт Мерецкова и Тимошенко? Ведь их седьмую на перешейке в финскую перемололи, пока не очухались, не подготовились, не пошли железом на железо, броней на броню. Понимаю, что после Жукова генерал Федюнинский, теперь вот Хозин, во что бы то ни стало, хочет к празднику прорвать блокаду, накормить народ, сделать подарок и ленинградцам и Верховному. А здесь до своих, до волховчан, по пятисотке всего каких-то пятнадцать квадратиков. Все вроде правильно. Но потери-то потерям рознь. Здесь уже гибнут, как правило, в глаза не увидев тех, кто вгоняет их в воду и в землю. Не говорю о своем полку, может, я командир бездарный, но вся дивизия, как стало известно, за две недели потеряла пять тысяч из семи, что были даны.