Незримые поединки - [70]

Поиски решил начать с Острогожска. Местные чекисты рассказали мне, что в городе во время оккупации дислоцировались 212-я немецко-фашистская дивизия, гестапо, полевая жандармерия. Проштудировал трофейные документы, пытаясь понять структуру организации этих органов и их подразделений. Оказалось, что при штабе дивизии был отдел под условным названием 1-Ц. Возглавлял его капитан Зег. Сотрудники отдела занимались широким кругом вопросов. Например, в тесном контакте с абвером собирали и обрабатывали разведданные о Красной Армии, изучали противостоящие подразделения наших войск. Занимались радиоперехватом, подслушиванием телефонных разговоров, опросом военнопленных, переводом попавших в руки русских документов. В функции отдела входили также радиопропаганда, изготовление и распространение антисоветских листовок, борьба с партизанским движением. Для выявления партийного, советского, комсомольского актива и партизан при отделе 1-Ц были созданы зондеркоманды — особые команды; одну из таких команд возглавлял «капитан Михаил». Он подчинялся непосредственно Зегу. От него получал задания, докладывал о их выполнении, выдавал выявленных советских патриотов, часто сам и доставлял их. В команде было несколько таких же, как и «капитан Михаил», предателей. Жили они в городе, на частных квартирах.

Из бесед с горожанами я узнал, что «капитан Михаил» и его друг Николай часто наведывались в западную часть города, в так называемую Новую Сотню к одной разгульной бабенке по имени Матрена. Ее не оказалось на месте. Она была осуждена за спекуляцию и отбывала наказание где-то на Севере. Пришлось беседовать с ее матерью. Старуха возмущалась поведением дочери, плакала, говорила нескладно, перескакивала с одного на другое, и все-таки из бессвязных причитаний удалось узнать, что любовника ее дочери звали Николаем. По гражданской профессии он был сапожником и здесь иногда занимался своим ремеслом. Чинил обувь дружкам, любовнице даже сшил сапожки. У старухи оказалась любительская фотография, на которой Николай снялся с Мотей за столом во время одной из попоек.

Возник вопрос: а где же Николай брал сапожный инструмент, не возил же он его с собой? Может, заимствовал у местных сапожников? Пришлось найти всех сапожников Новой Сотни, беседовать с одним, другим, третьим. И наконец удача. Один старый сапожник вспомнил, что у него брал колодки и другой инструмент некто Николай, и уверенно опознал его на фотографии.

Николай мало что говорил о себе. Но все же в минуты пьяных откровений тосковал о своем районе, где работал сапожником в артели, об оставшейся там семье.

— Николай ни разу не сказал, из какого он района, — говорил старик, — но не иначе из Бутурлиновки, там, почитай, каждый второй — сапожник.

Появилась первая ниточка. В Бутурлиновку пошел подробный запрос вместе с копией размноженной фотографии. Через некоторое время пришел обнадеживающий ответ. Николая Позднякова опознали по фотографии члены сапожной артели, в которой он работал до войны. Поздняков вернулся с фронта целым и невредимым, но в артели работать не стал, живет с семьей в отдаленном селе, трудится в колхозе. Выехали. На месте в этот момент его не оказалось.

Шел 1946 год. К послевоенной разрухе прибавилась засуха. За все лето не выпало ни капли дождя. Пересохшая земля потрескалась. Под лучами палящего солнца выгорели посевы, пожелтели травы на лугах, зерновые дали низкий урожай. Для обеспечения животноводства кормами на их заготовку в восточные области выезжали бригады колхозников. В одной из таких бригад и работал Николай. Пришлось ждать его возвращения.

Тем временем я продолжал выявлять людей, которые могли знать преступников. В поле зрения попал Петр Федяев. Во время фашистской оккупации он был помощником начальника районной полиции. Встречался с «капитаном Михаилом» и его сподручными, когда они приезжали в район. Из имевшихся в райотделе материалов было видно, что Федяев на работе в полиции особой активности не проявлял, а в отдельных случаях даже помогал советским людям. После освобождения района он влился в ряды Красной Армии. Воевал хорошо. Дошел до Берлина, где был тяжело ранен. В госпитале ему ампутировали правую руку.

Вызванный на беседу Федяев волновался, осуждал свою причастность к полиции, выразил готовность оказать любую помощь в розыске изменников. На предъявленной фотографии без колебаний узнал Николая. В отношении «капитана Михаила» подтвердил имевшиеся у нас материалы.

Вскоре из Бутурлиновки сообщили о возвращении Позднякова. В село, где он жил, я приехал вместе с Федяевым. Он сразу же опознал в Николае фашистского карателя, неоднократно приезжавшего в Уколовский район в составе фашистской зондеркоманды, руководимой «капитаном Михаилом».

Позднякова арестовали.

На первых допросах он категорически отрицал свою принадлежность к гитлеровской контрразведке.

— Я честно прослужил в Красной Армии от начала до конца войны и никогда не был на оккупированной немцами территории, — твердил арестованный.

Следователь показал фотографию, где предатель был снят вместе с любовницей Матреной. Поздняков был потрясен. Такого он не ожидал. А приведенные в ходе допроса показания свидетелей из Острогожска не оставляли сомнения в том, что следователю известно многое. Запирательство стало бесполезным. Пришлось признаваться.