Незримые поединки - [63]

Работать по специальности Михаилу не пришлось. Вскоре после окончания техникума он был призван горвоенкоматом на службу и направлен в военно-летную школу. Отсюда с группой курсантов выехал на фронт.

— Воевал под Воронежем. Был сбит и попал в плен. О том, как это произошло, я вам подробно рассказывал в письмах…

Мальцев замолчал. Задумался и Мартыненко. Он понимал, как тяжело человеку вспоминать фашистский плен. Но Виктор Александрович был уверен, что Мальцев дополнит свой письменный рассказ, когда узнает ряд неизвестных ему подробностей о гибели семьи Прасковьи Щеголевой и обстоятельствах выдачи его врагу.

— Скажите, Михаил Тихонович, вам не хотелось после войны побывать в Воронеже, посмотреть те места, где вы воевали?

— Очень хотелось… Но так случилось, что никак не мог я собраться в дальнюю дорогу. Скажу прямо: жили мы с супругой небогато. Поженились — все имущество в один чемодан уложили. А потом пошли дети, строиться задумали… Были, конечно, и другие причины. Зачем, думал, мне ехать? Никаких особых подвигов я не совершил, воевал, как все. К тому же попал в плен… Но теперь, когда знаю, какой ценой мне удалось спастись, я непременно должен поехать к вам… Поехать ради того, чтобы поклониться могиле Прасковьи Ивановны и ее семьи.

— Я тоже так думаю, — согласился майор. — И откладывать это дело, пожалуй, не следует.

Вернувшись в Воронеж, Мартыненко доложил обо всем начальнику Управления. Генерал был очень обрадован результатами поисков…

— Поезжайте теперь снова в Семилуки и сообщите, что летчик жив, — сказал он майору. — Одновременно готовьте документы для доклада областному комитету партии. Думаю, что Прасковья Щеголева, ее сын Александр и летчик Михаил Мальцев достойны благодарности народа…

Из Семилук пошли в Башкирию письма. Пионеры села и правление колхоза приглашали Мальцева приехать на праздник Победы и открытие обелиска Прасковье Ивановне Щеголевой.

VI

Он вышел из самолета взволнованный. Еле сдерживал слезы от нахлынувших воспоминаний.

Вот отсюда поднял в воздух свой штурмовик. Вон там слушал приказ командира, повторил его и показал на карте маршрут полета: село Подклетное, Дон, Семилуки, скопление фашистской техники в Девицком лесу…

Пассажиры самолета обходили его справа и слева, а он стоял и не мог сделать ни одного шага. Он просто не верил, что снова в Воронеже.

— Дядя, вы… Мальцев?

Перед ним появился круглолицый мальчуган с букетом красных тюльпанов в руках. Мальцев не успел ничего ответить, как дети окружили его. Цветов было так много, что они не поместились в руках, и он стал возвращать их детям. Спросить, зачем все это, для чего, почему, или сказать какие-нибудь другие слова ему мешало волнение. А тут подошла новая группа встречающих.

— Скляров, председатель колхоза «Семилукский».

— Уварова, учительница школы.

— Александр Щеголев…

Из всех этих и других фамилий знакомыми были только две: Щеголева и майора госбезопасности Мартыненко. Мальцев обнял Щеголева.

Бывают минуты, когда мужчина не стесняется слез.

Мальцев задержал руку Мартыненко.

— Спасибо, товарищ майор! Я опять на воронежской земле!

Они ехали улицами города, на которых в 1942 году шли упорные бои с немецко-фашистскими войсками. Мальцев в те дни видел Воронеж в руинах и пожарах.

Новый Воронеж, с широкими зелеными улицами, был прекрасен! Мальцев хорошо знал, как трудно вырастить на месте погибшего дерева новое. Каких же усилий стоил его соотечественникам такой город!

Недалеко от городских окраин начинались поля колхоза «Семилукский». Проехали село Подклетное, и совсем рядом блеснули воды Дона. Высокий правый берег круто нависал над рекой.

Мальцев хорошо помнил и эту высоту, и эту крутизну.

Встречавшие понимали, что творилось в душе бывшего летчика, и молчали, оставив разговоры до вечера.

А Мальцев смотрел на широкую гладь Дона. За изгибом реки он попросил шофера остановиться, вышел из машины.

— Вот здесь упал мой самолет.

Он сделал два шага вперед. Поднял правую руку.

— Тут две женщины вытащили меня из горящей кабины и проводили в дом.

Обернулся, зашагал к дому.

— Здесь стоял не этот дом. Тот был поменьше… А вот этим оврагом я полз вверх.

Мальцев сделал было несколько шагов к оврагу, остановился, спросил:

— Это она?

За железной изгородью стоял обелиск, готовый к открытию. Мальцев вернулся к машине, взял тюльпаны и, приоткрыв покрывало, опустился на колени, рядом с обелиском. Сверху, с маленькой карточки на него смотрела женщина, лицо которой он хорошо помнил.

Вот так же успокаивающе и чуть-чуть грустно смотрела она на него и тогда.

Под фотографией на обелиске слова:

ЩЕГОЛЕВА ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА.

25. VI.1907 — 15.IX.1942.

Здесь геройски погибла от рук фашистов

и похоронена семья П. И. Щеголевой.

Они пожертвовали жизнью,

спасая советского летчика Мальцева М. Т.

Двадцать лет Михаил Мальцев не знал ни имени, ни судьбы этой замечательной женщины, а только помнил ее взгляд. И ее голос — спокойный, подбадривающий. Он удивительно был похож на голос его матери. А может, так показалось ему…

— Иди до хаты. Переоденься. Там найдешь костюм, фуражку…

Так сказала она ему тогда.

Михаил Тихонович Мальцев не знал о трагедии, которая произошла в Семилуках, не знал до встречи с майором Мартыненко.