Незнакомец. Шелк и бархат - [45]

Я честно призналась Эйе, что мне не хотелось бы оставаться в этом месте, где нам пришлось стать свидетелями таких ужасных и трагических событий. Я не могу сказать, что я особо привязалась к Агнес или Лаге, но мне было бы трудно забыть ее смеющиеся ярко-красные губы, ее мокрое мертвое лицо, его печальные добрые глаза обиженного сенбернара. Поскольку он все же был добродушен каким-то неопределенным и ни к чему не обязывающим образом, но необдуманный выстрел в избушке на Черном Склоне вверг его в пучину лжи, страха, угрызений совести, из которой он так и не смог выбраться. Я, как и Камилла, благодарила провидение за то, что он врезался в дерево на лесной дороге в том месте, которое мог бы преодолеть с закрытыми глазами, учитывая, как часто он ходил и ездил там…

И все же я до последнего отодвигала минуту прощания, и когда Эйе с Юнасом уже ждали меня внизу у деревянного моста, и когда я, наконец, в последний раз прошла по освещенному солнцем хутору, мне было тоскливо и печально.

Полевые цветы покачивались на ветру, кроны кленов негромко шуршали, и все дома хутора казались как никогда пустыми и заброшенными.

В старом доме Ульссонов я не обнаружила ни рюкзака, ни одеяла, ни старинных свечей. Но на лестнице среди крапивы стоял Эрланд Хёк — там, где я увидела его в первый раз.

— Мы уезжаем.

— Я знаю.

— А ты?

— Я поживу немного у Наполеона. А потом…

— Что — потом?

— Я ошибся, Пак. Я считал, что будет лучше, если я добьюсь ясности… смою с себя кровь и позор.

— Но… ведь так действительно должно быть лучше… чем раньше. Ведь теперь ты знаешь, что не ты убил Роберта…

— Роберта — нет. А других? Агнес. Лаге.

Его слова надают, словно тяжелые камни среди этого ясного летнего вечера.

— Если бы я не возвращался сюда, ничего этого не случилось бы.

— Но откуда ты мог знать, как все повернется? Ты имел полное право вернуться сюда, чтобы освободиться от прошлого.

— От прошлого? — переспросил он. Он был возбужден более, чем когда-либо за эти беспокойные сутки, которые мы провели вместе. — От него я никогда не смогу освободиться, Пак.

Он протянул мне руку.

Я медленно шла по дороге мимо полуразвалившегося домика на окраине хутора, все дальше и дальше от этого места. Там, где дорога сворачивала вниз к мосту, я обернулась.

Он по-прежнему стоял неподвижно и смотрел мне вслед.

1962 г.

Шелк и бархат

Действующие лица

Аста Арман директор ателье мод

Мария Меландер закройщица

Ивонне Карстен манекенщица

Бие Баклунд ученица

Жак Юнсон модельер

Гунборг Юнг портниха

Ульф Юнг ее сын

Вероника Турен состоятельная клиентка

Хенрик Турен ее муж

Камилла Мартин постоянная клиентка

Палле Давидсен инспектор криминальной полиции

а также Кристер Вик.

Пролог

На первый взгляд это был самый обычный день. Всего-навсего один из майских дней, и довольно напряженный, когда всем в ателье пришлось немало потрудиться. Когда наконец наступил вечер, кусочки парчи, шелка, батиста и гипюра лежали на полу, на всех столах и стульях, а Мария так устала за этот день, что решила отложить уборку до завтра. В этот день все было как обычно — посетители приходили и уходили, велись какие-то разговоры, бросались какие-то взгляды, но ничто не указывало на то, что в этот день накопился некий отрицательный заряд, который очень скоро приведет к неожиданной катастрофе. Или какие-то едва заметные признаки все-таки были? Позже всем им пришлось напрягать свою память, пытаясь вспомнить, что они говорили и делали в тот день, особенно во второй половине дня, но все, что они могли вспомнить, казалось совершенно невинным.

А между тем в этот день было совершено убийство.

Глава первая

Она только что откусила большущий кусок яблока и говорила с набитым ртом, поэтому нелегко было понять, что она говорит.

— Я говорю, что тебе здорово идут черные волосы. По-моему, это как раз твой стиль. Во всяком случае, так гораздо красивее, чем все другие цвета, в которых я тебя видела с тех пор, как пришла сюда. Кстати, какого они у тебя цвета — по-настоящему?

— Это мой естественный цвет, — ответила Ивонне скучным голосом. — И когда ты наконец перестанешь постоянно хрустеть над моим ухом своими яблоками? Я не верю, чтобы это было так уж полезно — запихивать в себя несколько килограммов яблок в день.

— Ну что ты! — возразила девушка, по-прежнему жуя. — Во-первых, сбрасываешь свои собственные килограммы, да и кожа становится гладкая, как у яблока. Хотя я вообще на свою кожу не жалуюсь. Жак сказал мне вчера…

— Что он тебе сказал? — спросила Ивонне, не оборачиваясь, но карандаш, которым она подводила черную бровь, замер в воздухе. В зеркале она могла видеть позади себя взъерошенную светлую головку Бие и ядовито-красную оправу ее очков, но она не заметила насмешливого взгляда, брошенного на нее секунду назад.

— Да так, ничего особенного. Я имею в виду, ты бы и вовсе не придала этому значения. Но ведь ты куда больше избалована комплиментами со всех сторон, чем я, например.

Она выбросила огрызок в мусорную корзину, доверху набитую разноцветными обрезками ткани и ловко соскочила со стола, едва дверь приоткрылась и в комнату вошла Мария Меландер.

У Марии Меландер были такие же светлые волосы, как и у Бие, и на ней был такой же рабочий халат оливкового цвета, однако она была ниже ростом и стройнее, ее шею охватывал строгий белоснежный воротничок, а светлые длинные волосы были искусно уложены. О том, что она на десять лет старше молоденькой ученицы портнихи можно было догадаться только по усталому выражению лица, да решительным интонациям тихого голоса.