Когда Слоун под дождем прибежал в дом приготовить себе ужин, она вообще-то была рада его увидеть. От дождя его черная шевелюра стала совсем гладкой, а рубашка промокла насквозь. Он снял ее, и Линн бросила ему полотенце.
— Дождь проливной! — сообщил Слоун.
— Наверное, он скоро закончится.
— Такие дожди иногда идут по нескольку дней.
— О нет!
— Здесь иногда может быть скверно, — объяснил он.
— Спасибо, ты меня очень развеселил.
Слоун засмеялся. Открыл холодильник и налил себе большой стакан молока.
— Мне ужасно надоела еда собственного приготовления. Хочешь куда-нибудь поедем?
— В такой дождь?
Он пожал плечами:
— Наверное, я не очень-то хорошо придумал. — Он повернулся к ней и оценивающе оглядел. — А ты бы поехала, при хорошей погоде?
— Но сейчас дождь. Что толку об этом думать?
Он кивнул:
— Конечно. Ты права. Забудь.
Слоун съел два огромных бутерброда, выпил три стакана молока и умял целый пакет картофельных чипсов.
— Ты мало ешь, верно? — спросила Линн.
— Я всегда хочу есть. В детстве мне никогда не удавалось наесться досыта. Наверное, это звучит сентиментально.
— Нет.
Она встала и начала мыть посуду. Он ухмыльнулся и отнес к раковине свою.
— Послушай, если ты будешь мыть посуду, я буду ее вытирать. Ненавижу мыть тарелки. Это, знаешь ли, не мужская работа.
Она начала возражать. Потом представила себе, что в кухне снова все сияет чистотой, и почувствовала, что слабеет.
— Если пообещаешь больше ее не накапливать, — уступила она.
Слоун поклялся.
— Ладно, — сжалилась девушка.
Они оба засмеялись. Линн пришло в голову, что они смеются вместе впервые со дня их встречи. В окна хлестал дождь. Они мыли посуду и мало разговаривали. Слоун курил трубку. Когда привели кухню в порядок, он повесил полотенце и вопросительно посмотрел на Линн:
— Ты умеешь играть в кункен?
— Да.
— Сыграем?
Она знала, что не следует позволять ему остаться, но мысль о том, что предстоит долгая одинокая грозовая ночь, показалась невыносимой.
— Сыграем, — согласилась Линн.
Они играли до полуночи. Снаружи бушевала гроза.
— Чем ты занимаешься, если не считать того, что пишешь книги? — решилась спросить девушка.
Он поднял голову. На миг ей показалось, что он не собирается отвечать.
— Я преподаю ботанику и предметы, связанные с морской биологией, в университете штата.
Она удивленно моргнула:
— Преподаватель!
— Звучит скучно? А мне нравится. Кроме того, я соблазняю хорошеньких девушек, — добавил он с такой знакомой дьявольской ухмылкой, к которой она уже привыкла относиться с недоверием. — Ты разочарована?
— Нет. Просто немного удивлена.
— Извини.
— Но при чем здесь она?
— Она? — переспросил Слоун.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Его красивое лицо приобрело суровость.
— Она чуть не погубила меня и мою карьеру. Из-за этого я до сих пор не могу прийти в себя. Я ответил на твой вопрос?
Линн спешно переменила тему разговора.
Играя с ним в кункен, девушка заметила, что на его лице отражаются самые разные чувства. Иногда он был вежливым, иногда сердитым, иногда дразнил ее. А порой был растерянным, одиноким, обиженным.
— Слоун…
Он оторвался от карт:
— Гм-м?
— Завтра. Рано. Если дождь кончится, я бы хотела тебя нарисовать. Ты станешь мне позировать?
Он уставился на нее:
— Надо же! Ты вроде говоришь серьезно!
— Да. У тебя хорошая фигура.
— Ты мне это уже говорила.
— Это так и есть.
Они посмотрели друг на друга. Казалось, его взгляд был оценивающим.
— Ладно, — наконец согласился он. — Попробуем.
— В десять часов. Во внутреннем дворике.
Он ухмыльнулся:
— Это должно быть интересно.
Она услышала в его голосе плутовские нотки и почувствовала, что у нее загорелись щеки. Может, она совершает ошибку. Такому человеку достаточно дать дюйм, а он возьмет себе милю!
— Дождь кончился. Теперь тебе лучше уйти, Слоун.
Он вновь усмехнулся и наклонился к ней:
— По-твоему, надо?
— Да.
Он долго и испытующе смотрел на нее:
— Ладно.
Линн проводила его до двери. На секунду Слоун остановился и взглянул на нее. Она отступила назад, испугавшись, что он снова ее поцелует. Но он повернулся и вышел в ночь.
Но завтра он вернется. И будет с ней долгие часы. Почему она попросила его позировать? Почему вообще с ним связалась? Должно быть, сошла с ума. Совсем сошла с ума!
Но больше всего Линн тревожило то, что она чувствовала в глубине души, когда только лишь начинала думать об этом. Почему у нее так взволнованно билось сердце? Почему?
Утром за завтраком Линн только и думала, что о картине, на которой изобразят Слоуна. Как она его нарисует? С трубкой, читающим книгу, с Космо у ног или, может быть, облокотившимся о перила внутреннего дворика?
Она начала делать наброски, надеясь, что это поможет ей принять решение.
— Доброе утро!
Он уже побрился. И причесался. Воротник мягкой синей рубашки расстегнут. Слоун надел джинсы и парусиновые туфли. И выглядел совершенно спокойным.
— Доброе утро, — ответила девушка.
— Что это значит? — поинтересовался Слоун.
— Пытаюсь решить, как тебя нарисовать.
Он задумчиво посмотрел на наброски.
— Они хорошие. Действительно хорошие!
— Судя по голосу, ты удивлен.
Он улыбнулся:
— Может быть, так оно и есть.
Смешно, но Линн почувствовала огромное удовольствие, когда поняла, что они ему понравились.