Нежный яд. Страсти. - [56]

- По-моему, ты слишком несправедлив к Лавинии. – нахмурился Фортунату. – Если бы она была причастна к похищению твоих алмазов, то ей бы не пришлось стоять на площади Кариока и торговать с лотка!

- А что, она там торгует? – изумился Валдомиру.

- Да. Адриана это видела собственными глазами.

- Почему же ты мне не сказал? – с укоризной посмотрел на друга Валдомиру.

- Потому что ты запретил мне говорить с тобой о Лавинии! – напомнил ему Фортунату.

- Но сегодня ты почему-то нарушил табу!

- Так это ж к слову пришлось. Мы ведь говорили о бриллиантах, а не о Лавинии!

- Ладно, не будем спорить, - примирительно произнес Валдомиру. – Спасибо за новости о Лавинии. Мне приятно, что она оказалась лучше, чем я о ней думал. И за идею спасибо. Я, пожалуй, схожу на площадь Кариока. В моем положении нельзя пренебрегать любой, даже ничтожно малой, зацепкой.

- Ты поступишь очень мудро, если пересилишь свою гордость и поговоришь с Лавинией, - одобрил его намерения Фортунату. – А что касается происков Режины, то в крайнем случае эту фабрику возьму в аренду я! Под залог моих акций! А потом сдам ее тебе с субаренду!

Валдомиру был так растроган неожиданным обещанием Фортунату, что порывисто обнял друга и уронил слезу на его плечо.

Фортунату же смутился и оттого промолвил с нарочитой грубоватостью:

- Ты думаешь, я и вправду такой альтруист? Нет! Просто я уверен, что ты получишь фабрику решением совета директоров. Большинство ведь будет на твоей стороне – я, Фигейра, Марсия, Элеонор…

- Ты полагаешь, она меня поддержит?

- Вне всякого сомнения! Элеонор уже не раз демонстрировала свою порядочность в подобных вопросах. Правда, иногда в ней брала верх обида на тебя. Но теперь и это в прошлом. Женинья сказала мне по секрету, что Элеонор влюблена. В того самого Марселу Барони, с которым мы ее видели в ресторане. Так что у тебя есть все шансы получить большинство голосов.

Роман Элеонор и Марселу Барони развивался и в самом деле стремительно.

С первой же встречи этот человек властно привязал ее к себе, и Элеонор на удивление легко забыла о своей мучительной влюбленности в Элизеу.

А спустя несколько дней Марселу завладел всеми ее помыслами, в чем она даже призналась Алсести.

- Ты влюбилась в него? – спросил тот прямо и услышал взволнованный ответ Элеонор:

- Я не знаю, как называется то чувство, которое я испытываю к Марселу. Если это и есть любовь, то могу сказать, что до сих пор она обходила меня стороной, и лишь теперь мне открылась вся ее притягательная мощь.

Алсести был обескуражен ее ответом. Никогда еще он не слышал от племянницы ничего подобного. Вероятно, она сейчас находится во власти какого-то очень сильного чувства. Но столь сильные чувства всегда таят в себе опасность для тех, кто отдается им безоглядно. Алсести знал это и потому с опаской наблюдал за тем, как развиваются отношения Элеонор с ее новым избранником.

Надо сказать, это была лишь внутренняя необъяснимая тревога за судьбу Элеонор, а внешне все выглядело настолько красиво и романтично, что Алсести при всем его предубеждении не мог отыскать явного повода для беспокойства.

Поначалу Барони приглашал Элеонор только в рестораны, на выставки или в театры. Этот платонический период длился около месяца, и лишь затем Барони перешел к более активным действиям.

Однажды он принес в подарок Элеонор уникальную старинную вазу, при виде которой у нее перехватило дыхание.

- Я не могу принять такой подарок! – сказала она, переведя дух. – Ведь этой вазе более двух тысяч лет!

- А это не бескорыстный подарок, - многозначительно произнес Барони. – Я надеюсь получить за него соответствующее вознаграждении.

- Но ты же даришь мне бесценную вещь! – воскликнула Элеонор. – Даже если я отдам за нее свою душу – этого все равно будет мало!

- Нет, душу отдавать еще рано, - улыбнулся Барони. – А вот поцелуй я, кажется, вполне заслужил!

Элеонор давно ждала этого момента, и потому их первый поцелуй вышел долгим и страстным.

А если говорить точнее, то Элеонор и ее возлюбленный не могли оторваться друг от друга до самого утра и лишь с наступлением рассвета уснули, обессилев от счастья.

Разумеется, им обоим было неведомо, что в ту же ночь Уалберу приснился странный и страшный своей неразгаданностью сон.

Ему приснилась та самая ваза, которую Марселу подарил Элеонор и которую Уалбер не видел наяву ни разу в жизни. Она стояла на столе посреди зала, погруженного в полумрак, и от нее исходило слабое фосфоресцирующее свечение, как магнитом притягивающее к себе взгляд Уалбера.

Он смотрел на вазу как завороженный, пока не увидел, что вокруг нее клубится огромное количество змей, которые ползают друг по другу, переплетаются, жалят друг друга…

В ужасе Уалбер закричал и проснулся от собственного крика.

- Что с тобой?! – прибежала к нему перепуганная Марина, а вслед за ней спальню Уалбера заполнили и все остальные домочадцы, включая с трудом передвигающегося Женивала, который недавно выписался из больницы.

Оказалось, что Уалбер своим неистовым воплем разбудил буквально всех.

- Я чуть второй инфаркт не схватил, - сказал Женивал, держась за сердце.

- А я не удивлюсь, если к нам сейчас сбегутся обитатели соседних квартир, - мрачно пошутил Лео, - Ты так орал!… Тебе кошмар приснился?