Двойник не выходил на связь долго. Незаметно для себя, Ёрышкин стал приветствовать знакомых глуповатой фразой: «Привет, старик». Неожиданно приветствие прижилось в редакции газеты, стало крылатой фразой.
Николай рыбачил у Коровьего брода. Добыл двух небольших налимов, намеривался поймать на живца щуку. Редкие листья болтались на осинках, в ржавой листве шуршали мыши, у дороги на кордон стучал по сухой сосне дятел. Пахло грибами и тиной.
Ёрышкин не услышал, а почувствовал, что по тропинке вдоль берега кто-то идёт. Не оглядывался. Поплавок дрогнул и поплыл от берега, вдруг задрыгался и нырнул. Николай подсёк. На крючке крутился, растопырив все свои колючки, большой ёрш.
— Здравствуйте, — раздалось за спиной. — Солидный экземпляр.
— Здравствуйте, — не оборачиваясь, буркнул Николай, приноравливаясь ухватить рыбу за спинной плавник.
— Распишитесь. Получите. …Ёрышкин?
— Не ошиблись, — швыряя в садок ерша, сказал Николай. Перед ним стоял парень с большой чёрной сумкой на груди. Он расписался в блокнотике, не глядя на бумажки, которые ему подал серьёзный незнакомец, быстро сунул в карман, так как колокольчик на закидушке отчаянно зазвонил. Клёв начался такой бешеный, что Ёрышкин отложил в сторону вторую удочку, принялся вытаскивать одного подъязка за другим. Попадались и красноглазые сорожки и продолговатые чебаки. Азарт настолько завладел Николаем, что он, потеряв бдительность, не стал вываживать рыбу, а по привычке хотел подсекать, но удилище изогнулось вдруг дугой и конец отломился. Подкрутил катушку, схватил сачок…
Вечером Николай, похлебав ароматной ухи, вспомнил о бумажках, которые ему зачем-то дал парень с большой сумкой. Достал из кармана рыбацкой куртки, разложил на столе и удивился. Это были денежные знаки, на которых изображены портреты представительного человека. Прочесть он не мог. Тексты были на неизвестном языке. «Отнесу их в музей, — подумал Ёрышкин, — пусть разбираются». Вдруг вспомнил, что пришедший человек говорил, не открывая рта, а его ноги не касались тропы, а как бы висели над ней.
