Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - [52]

– Мы хорошо тогда провели время на стадионе «Шиа», – сказал я.

Он открыл глаза и посмотрел на меня, явно не понимая, о чем я говорю.

– Мы не могли ее найти, – добавил я. – Помнишь?

– А, да.

Он вздохнул. Два длинных пера дыма вырвались у него из ноздрей, отчего он стал похож на дракона.

– Больше нам не найти ее никогда.

Я умудрился сказать именно то, что говорить не следовало.

– Ей нравилось в «Публиканах», – продолжал он. – Она любила смеяться – все время смеялась, – и стоило мне подумать, что больше смеяться невозможно, как она приходила и смеялась опять. И Стива любила до безумия.

– Но что Стив…

– Пора на боковую, – вдруг сказал дядя Чарли и встал, опять уронив стул. Я опять его поднял.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Пятнадцать. Будет шестнадцать через…

– Ах, что за возраст! Боже, что за возраст! Оставайся таким всегда. Никогда не взрослей.

Я провел дядю Чарли по коридору, закинув его руку себе на плечо. Потом постоял у дверей его спальни, наблюдая, как он, прямо в одежде, укладывается в кровать. Он лежал на спине и таращился в потолок.

– Джей Ар, Джей Ар, Джей Ар, – повторял он, словно в воздухе носилось много маленьких Джей Аров, которых требовалось пересчитать.

– Спокойной ночи, дядя Чарли.

Однако, когда я уже закрывал дверь, он решил-таки снять еще один груз с души.

– Кто застрелил Джей Ара? – спросил он. – Наверняка шурин! Этот Клифф ненавидел его сильней всех.

Глава 17. Шерил

– Кто-то должен сделать из тебя мужчину, – с намеком сказала Шерил. – И, похоже, это буду я.

Было лето 1981 года, каникулы перед последним годом в школе, и мы ехали в поезде на Манхэттен, где Шерил подыскала мне работу клерком в юридической фирме, в которую сама устроилась секретаршей. Я недоуменно уставился на нее. Я посылал маме деньги, подпитывая ее надежды, что стану когда-нибудь адвокатом – что может быть более по-мужски? В свои шестнадцать я определял себя через свое окружение, а поездки на Манхэттен означали, что меня окружает множество мужчин. Из чего вытекало, как говорили в фирме, что я – мужчина.

Не совсем, сказала Шерил. Мужественность – это не ощущение, считала она, а впечатление. Только-только закончив небольшой безвестный колледж и получив диплом дизайнера интерьеров, Шерил зациклилась на внешности: то, как ты одеваешься, что носишь, что куришь и пьешь – это и определяет тебя как личность. Неважно, что я чувствую себя мужчиной – я не выгляжу им.

– Вот что я имею в виду, – объяснила она.

Шерил переселилась к деду незадолго до моего приезда на каникулы. (Она копила на собственную квартиру, а пока старалась держаться подальше от своей кочевницы-мамаши.) Жизнь бок о бок с ней, наши совместные поездки и работа в одной компании обеспечивали мне обучение мужественности двадцать четыре часа семь дней в неделю. В качестве бонуса, когда Шерил не рассуждала о мужественности, она привлекала к себе целые стаи парней, мечтавших посидеть в поезде с нами рядом. Со своими светлыми волосами и тонким аккуратным носиком, она была похожа на Ингрид Бергман в юности.

Другой давно бы воспротивился ее бесконечным наставлениям. Стой ровно. Заправь рубашку. Может, тебе стоит подкачать мышцы? Но я делал все, что она говорила, без вопросов, потому что Шерил, похоже, понимала, как устроен этот мир. Она, например, единственная, заметила, как за пару минут до появления поезда на станции отошел электрический рельс, и первая сказала мне, что этот третий рельс никогда – никогда! – нельзя трогать.

– Он вроде меня, – объяснила она, – всегда под напряжением.

Никто, кроме Шерил, не научил бы меня, как правильно читать газету в переполненном вагоне: сложить пополам по длине, а потом отворачивать по половинке страницы, чтобы не задевать других пассажиров. Что еще более важно, она объяснила, что газета, которую ты читаешь, наглядно демонстрирует твой социальный статус, уровень доходов, происхождение и IQ. Простые трудяги читают «Дейли ньюс». Домохозяйки «Ньюсдей». Сумасшедшие – «Пост».

– Дедушка читает «Пост», – запротестовал я.

Она похлопала ресницами, словно говоря: еще какие-нибудь дурацкие вопросы?

Мы стояли на людной платформе, когда Шерил указала мне на мужчину шагах в пятнадцати от нас.

– Видишь этого парня? – спросила она.

Прислонившись к фонарному столбу, там красовался бизнесмен в угольно-сером костюме, похожий на старшего и более привлекательного брата Кэри Гранта[20]. Я не раз видел его в «Пабликане» и всегда восхищался, как роскошно он выглядит.

– Обратил внимание, что он читает?

Это была «Нью-Йорк таймс», сложенная по длине.

– Люди высокого положения, большие шишки, читают «Таймс», – сказала она. – И неважно, что газета до ужаса скучная.

Я не стал говорить Шерил, что сам читаю «Таймс» и что одним из главных достоинств работы в фирме являются как раз получасовые поездки на поезде, когда у меня есть на нее время. Я считал «Таймс» чудом, мозаикой из микробиографий, ежедневным шедевром печати. Я горел желанием больше узнать о мире – мы никуда не выезжали и не знали никого, кто выезжал, – и «Таймс», как Йель, словно специально предназначалась для моего конкретного типа неведения. А еще мне нравилось, что через призму «Таймс» жизнь выглядела упорядоченной. Газета удовлетворяла мою тягу к разделению мира на черное и белое. Все его безумие укладывалось в ней в семнадцать страниц по шесть стройных колонок. Я всячески скрывал свою любовь к «Таймс» от Шерил, которая считала, что настоящие мужчины читают «Таймс», но лишь безнадежные идиоты ею наслаждаются. Однако у Шерил был острый глаз. Она заметила, как я вгрызаюсь в «Таймс», и теперь дразнила меня «Джей Ар Большая Шишка».