Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - [40]

– Мяч.

Он взял его. Томми подтолкнул меня к Сиверу ближе. Я смотрел, как ходят взад-вперед бугры мышц на его массивной руке, оказавшейся на уровне моих глаз, пока он водил ручкой по мячу. Я разглядывал номер «41» у него на груди, сразу над моей головой. Когда он протянул мяч мне назад, я попытался поглядеть на него, но не смог.

– Спасибо, – пробормотал я, уставившись в землю.

Он пошел прочь, на поле, по туннелю.

– Я такой идиот, – сказал я Томми. – Даже не посмотрел на него.

– Ну что ты говоришь! Ты был очень вежлив. Прямо джентльмен. Я очень горд тем, что представил тебя ему.

По дороге назад на трибуну я держал мяч перед собой, словно птичье яйцо.

– Ну? – спросил дядя Чарли.

– Миссия выполнена, – отчитался Томми.

В их взглядах, устремленных друг на друга, читалось взаимное восхищение.

Джоуи Ди изучил мой мяч, стараясь браться за швы. Мне хотелось обнять его за то, что он так осторожен, в отличие от Пат, которая вертела его и охлопывала, словно снежок.

– Кто такой Джейсон Гори? – спросила она, рассматривая автографы.

– Это Джерри Рут. Любимый кэтчер Тома Сивера.

– А Ванда Маркс?

– Это Уилли Мейс.

– Он до сих пор играет? Я думала, Мейс ушел.

– Он и ушел. Мейс теперь тренер. И ездит на розовом «Кадиллаке».

– Прямо не Уилли Мейс, а Мэри Кей!

Игра началась. «Метс» в тот день играли отвратительно, и каждый раз, когда они допускали ошибку, дядя Чарли махал разносчику пива. Еще он внимательно следил за табло с показателями других игр, проходивших по стране, и все развивалось не так, как ему бы хотелось. Пат устала терпеть его нервозность и заскучала. Сказала, пойдет купить сыну сувениров. Когда она не вернулась спустя три иннинга, дядя Чарли отправился ее искать. Назад он вернулся один.

– Пропала без вести, – недовольным голосом сказал он.

– Подожди, проголодается – вернется, – ответил Томми.

– Или если захочет выпить, – заметил Джоуи Ди.

У дяди Чарли выдался неудачный день, и я чувствовал себя виноватым, потому что для меня он стал одним из лучших дней в жизни, а еще потому что это я убедил его поставить на «Метс». Чтобы отвлечь его от проигрыша и исчезновения Пат, я засыпал дядю Чарли вопросами. Вроде бы это помогало. Он охотно объяснял мне бейсбольные нюансы – что такое хит-энд-ран, двойные очки, намеренные ауты, как считать общее количество ударов и средние показатели. Еще он познакомил меня с секретным кодом бейсбола. Когда все базы заняты, надо говорить «мешки пьяные». А вместо «добавочный инниг» – «песня на бис». Питчеры – это «завитушки», раннеры – «утки на пруду», а кэтчеры – «инструменты неведения». В какой-то момент он прокомментировал и моего кумира.

– Сивер – чертов Рембрандт, – сказал дядя Чарли, и я был рад, что понял, о чем речь, благодаря «Микробиографиям».

– Грут ждет мяч во внешнем углу – и Сивер посылает его туда. Как крошечное пятнышко белой краски. Словно у Сивера в руках шестидесятифутовая кисть. Сечешь?

– Секу.

Но даже Рембранд не мог выручить дядю Чарли в тот вечер из угла, в который он сам себя загнал. Когда «Метс» сравняли счет, настроение дяди Чарли немного улучшилось, но потом «Филлис» снова вырвались вперед, заняв все базы.

– Мешки пьяные, – заметил я, пытаясь его развеселить – безуспешно.

Отбивающий «Филадельфии» Грег «Бык» Лужински выскочил на домашнюю базу – он выглядел как Стив на софтбольной игре, мужчиной среди мальчишек.

– Гусь, – сказал Джоуи Ди, – не хочется это тебе говорить, но, похоже, грядет решающий удар.

– Прикуси свой чертов язык.

Лужинский послал мяч высоко в левую часть поля. Мы повскакали на ноги и смотрели, как мяч долетел до дальней трибуны, на которую и приземлился с громким хлопком.

– Неправильно я живу, – вздохнул дядя Чарли.

– У меня было предчувствие, – сказал Джоуи Ди, пожимая плечами.

– Сукин сын, – сказал ему дядя Чарли, – не обойдись мне это в кучу бабла, я бы, может, и порадовался твоим паранормальным способностям. Получается, ты у нас ясновидец. Ты же не против, что я говорю «ясновидец»?

На втором матче «Метс» держались получше. Сначала вырвались вперед, и дядя Чарли опять воспрянул духом. Но вскоре «Филлис» снова вели – благодаря удачному забегу Майка Шмидта. Дядя Чарли курил сигареты одну за другой и постоянно махал разносчику, а я представлял себе, как тают у него в комоде стопки пятидесяти- и стодолларовых купюр. Когда вторая игра закончилась, мы отправились на поиски Пат, которая не показывалась уже часа три. И нашли ее на галерее, где она пила пиво и кокетничала с компанией полицейских. Пока мы шли до машины, она опиралась на меня и восторгалась моими манерами, все время повторяя, как мама, должно быть, мной гордится. Я понимал, что она не очень хорошо себя вела в тот день. Утром мне показалось, что я получил повышение, но на самом деле его получила Пат – и не воспользовалась представившейся возможностью. Но все равно она мне нравилась, и мне хотелось получше ее вести, но проблема заключалась в том, что я еще нес бейсбольный мяч с автографами, а Пат была для меня тяжеловата. Дядя Чарли забрал ее, закинул руку Пат себе на шею и потащил к машине, словно солдат, который должен доставить раненого товарища в полевой госпиталь.