Нежность Нефертити - [21]

Рамес резко обернулся. Все знали, и он знал, что все знали. Он никогда не был «доблестным воином». Он вообще не участвовал ни в каких битвах. Только отдавал приказы.

— Однако-о! — протянул Рамес. — Тебе, лягушонок, палец в рот не клади! Оттяпаешь вместе с рукой, почище любого крокодила.

Неф повернулась к Эйе, стоявшему у нее за спиной. Она явно собралась уходить. Рамес сразу засуетился:

— Ну-ну! Зачем такие крайности! Мы люди мирные.

Неф резко повернулась к Рамесу, но взгляд ее был спокоен.

— Тогда усмири своих головорезов. Загони их обратно в казармы.

Рамес помолчал. Пошамкал губами.

— Это просьба?

— Приказ! — спокойно и просто сказала Неф.

— А если я откажусь его выполнять?

— Египет захлебнется кровью. Конники Эйе будут рубить твоих пеших воинов. Стражники Маху ночами будут втыкать им в спины свои ножи. Страна разделиться на два лагеря. — медленно, как привычную молитву говорила Неф.

И смотрела при этом на Рамеса абсолютно спокойным взглядом.

— То-то обрадуются все наши внешние враги, когда увидят Египет слабым и беззащитным. Раздираемым междоусобной войной. Ты этого хочешь?

Неф не стала дожидаться ответа. В этом уже не было смысла. Она сделала знак Эйе и они направились к выходу.

На пороге, прощаясь, Рамес не удержался, участливо спросил:

— Как продвигаются поиски общенациональной идеи?

Неф словно ждала этого вопроса.

— По завершении… — ласково сказала она, — …тебя известят!

Уже на улице, помогая Неф подняться в колесницу, Эйе прошептал:

— Лягушонок! Я горжусь тобой!

— Ква-а! — едва слышно, жалобно протянула Неф.

Несмотря на очевидную победу, у нее было очень скверно на душе. Будто съела кусок сырого крокодила, по выражению врача Нахта.

— Раздавить бы тебя грязной сандалией… жаба-а! — шептал Рамес, приветливо улыбаясь и кивая вслед отъезжающей колеснице уже у ворот своего тенистого сада.

— Башку бы тебе отрубить, подлый прелюбодей! — шептала Неф, трясясь в колеснице за спиной Эйе. Прошептала и вдруг сама испугалась. Ей впервые пришла в голову подобная кровожадная мысль.

Как только колесница царицы отъехала от дома, из темноты вышел Главный хранитель казны Маи. Встал рядом с Рамесом.

Тот, даже не взглянув на него, насмешливо протянул:

— Ты не прав, казначей. Она гораздо опаснее. Недаром украшением своего царского головного убора она выбрала кобру.

— Что делать? Уничтожать или падать ниц?

— Ни то, ни другое. — усмехнулся Рамес. — Сотрудничать!

— Я могу разорить царскую казну за неделю.

— Ты глуп, казначей. — отозвался Рамес. — Она поднимет на ноги всю страну и богатства уплывут из твоих подвалов прямиком в ее руки. А твоя голова не будет стоить и ничтожной бусинки.

Рамес повернулся и медленно, покачивая головой и чему-то усмехаясь, побрел к дому. Маи догнал его у самого порога.

— Так что делать? — опять спросил хранитель казны.

— Сотрудничать! — с улыбкой ответил Рамсе. — С врагами следует сотрудничать. Она очень популярна в народе. Народ ее любит. С этим нельзя не считаться.

Рамес вздохнул, посмотрел на звездное небо и спросил:

— Ходят слухи, у нашей несравненной царицы особые отношения с нашим доблестным начальником конницы? Что говорят в народе?

— Разное. — насторожился Маи.

Рамес еще раз глубоко вздохнул, внимательно оглядел темное звездное небо, словно надеялся разглядеть на нем что-то еще, кроме звезд, и сказал задумчиво:

— Жизнь прожить, не Нил переплыть! Так-то, казначей!

Рамес повернулся и скрылся за занавесками своего дома.

Главный хранитель печати и казны Маи еще долго стоял в саду и напряженно ждал, но Рамес больше не появился. Из его дома доносилась тихая музыка и веселый женский смех.

Маи со злостью плюнул и скрылся в темноте.

Хотеп сидел на балконе своей спальни, прихлебывал вино из кувшинчика и смотрел на большой, равнодушный, ночной город.

С высоты балкона Фивы были как на ладони.

Бесшумно в спальне появилась Неф. Она долго стояла на пороге и смотрела в спину своего молодого супруга. Хотеп, почувствовав на себе ее взгляд, резко обернулся, вздрогнул, но ничего не сказал. Еще раз, как-то демонстративно, отхлебнул из кувшинчика.

Неф медленно подошла и присела рядом на скамейку.

— Ты слишком много и часто пьешь. — грустно сказала она.

— Когда выпьешь, все вокруг уже не так омерзительно. И я сам уже не кажусь себе таким… омерзительным.

— Ты вовсе не такой.

— Слабоумный фараон-чик! — с тоской сказал Хотеп. — Игрушка, которой управляют все, кому не лень.

— Всеми нами кто-нибудь управляет.

— Только не тобой! — резко ответил Хотеп. — Моего слабоумия хватает, чтобы понять… Понять свое место!

Хотеп с силой ударил себя кулаком по колену.

— Кто может так сказать, уже не глуп! — возразила Неф.

Хотеп не ответил, опять отхлебнул из кувшинчика.

— Тебе надо много читать… Я распоряжусь.

— Не смей со мной разговаривать, как с рабом! Я не раб! Да, я слабоумный! Не моя вина, что я родился таким. Но я не раб!

Кувшинчик выпал из рук Хотепа, упал на пол и разбился. Неф хотела было нагнуться, но Хотеп отпихнул его ногой. Только тут Неф заметила, что руки и ноги у него трясутся мелкой дрожью.

— Помоги мне! — резко сказал Хотеп. — Дойти до кровати.

Неф закинула его руку себе через плечо и, крепко держа за талию, осторожно отвела к постели, уложила. Присела рядом.