Нежное предательство - [2]

Энни Харкорт Джеффриз любила жить здесь. Ли понимал, матери нравилось делать вид, что «мальчики» еще не совсем взрослые и могут в любой момент появиться на пороге дома, отправиться прогуляться по пляжу, вскараб­каться на старые клены, как они делали это, будучи детьми.

Над морем, оглушительно крича, кружились чайки. Он вспомнил, как кормил их, гонялся за ними по песчаному пляжу. Когда-то собрал боль­шую коллекцию морских ракушек и улиток. Но теперь стал взрослым и коллекция где-то затеря­лась.

Остановив лошадь у столба, Ли вышел из ко­ляски и привязал черного красивого мерина, ко­торый привез его из Нью-Хэвена. Молодой чело­век пристально и внимательно осмотрел дом, столь сильно любимый им. Воспоминания не от­пускали. Здесь он бегал, время от времени пере­считывая восемь сторон громоздкого строения. Мать настояла, чтобы по периметру дома возвели крытую галерею. Ее крыша служила полом для балконов второго этажа. Окрестности поместья были прекрасны. На востоке до самого горизонта покачивались воды Атлантического океана, на юге расстилалась гладь пролива Лонг-Айленд, а на севере и западе возвышались пологие холмы, покрытые густым лесом. Хозяйке нравилось си­деть на веранде или выйти из спальни на втором этаже прямо на балкон, прогуляться вокруг дома в любом направлении.

Ажурная чугунная решетка окаймляла гале­рею и балкон. Деревянные стены дома были укра­шены темно-серыми литыми карнизами, декора­тивные консоли поддерживали карниз крыши и располагались группами вокруг двойных окон и балконных дверей.

И сегодня все было красиво по-прежнему. Ли сожалел, что не приехал сюда раньше. По край­ней мере, здесь уже по-летнему тепло, зеленеет трава, на деревьях распустились листья, цветут цветы. Ли единственный из семьи, кто проводил в загородном доме каждое лето вместе с матерью. Он считал, что слишком много работает в течение года и имеет право на спокойный отдых. Прежде чем открыть свою собственную адвокатскую фир­му, Ли Джеффриз получил образование в Вест-Пойнте и Йеле. В течение четырех лет у него не было возможности приезжать сюда даже на ме­сяц.

Сердце молодого человека больно сжалось при воспоминании о том, что он не смог приехать в этот тихий уголок из-за Мэри Элен Истмен. То лето должно было стать самым счастливым в его жизни. Он собирался привезти сюда Мэри Элен, чтобы жениться на ней после окончания Йельского университета. Однако пневмония оборвала жизнь девушки прежде, чем она успела стать женой Ли. У него тогда не хватило сил приехать сюда без Мэри.

Он все еще навещал могилу невесты в Ныо-Хэвене, но уже не так часто, как раньше. Мэри умерла шесть лет назад. Прошлое уходило… в прошлое.

Ли медлил, прислушиваясь к звукам пианино, таким прекрасным, что сердце сладко сжималось и вздрагивало от нежных журчащих пассажей. Играла его мать. Женщина любила музыку боль­ше всего на свете. Он представил, как тонкие изящные пальцы летают над клавишами велико­лепного инструмента, стоящего в гостиной. Ли считал, что никто на свете не может так музици­ровать и петь, как Энни Джеффриз.

Но в следующий миг к аккомпанементу присо­единилось чье-то сильное сопрано. Ли хорошо знал голос матери. В гостиной пела не она. Кто бы это ни был, женщина пела почти так же прекрасно, как и его мать. Звуки музыки плыли из дома. Казалось, они заполнили собой воздух, вибрировали над цветами и деревьями. Легкий ветерок, витающий над лужайкой, приносил с собой терпковатый запах моря.

Музыка была смыслом жизни для матери Ли. Мягкие звуки фортепьяно и голос, по всей види­мости, очередной ученицы Энни Джеффриз подей­ствовали на молодого человека успокаивающе, умиротворяюще. Это был знакомый, привычный фон загородного дома. Значит, здесь ничего не изменилось.

Ли подошел к главному входу. На веранде показалась Кэтрин, принялась обрезать высажен­ные в горшки цветы. Услышав легкие шаги гостя, Кэтрин подняла голову.

– Я хочу сделать сюрприз для мамы, – про­шептал Ли, приложив палец к губам.

Женщина согласно кивнула, приветливо и ра­достно улыбаясь.

– Она будет счастлива и обрадуется твоему приезду, – ответила экономка.

Ли подмигнул ей, глубоко вдохнул сладкова­тый запах цветущей возле дома сирени. Мать очень любила сирень, и сотни кустов цвели сейчас на тридцати акрах поместья.

– Пусть старый Том позаботится о лошади и коляске, хорошо? Я нанял их в порту Нью-Хэвена. Из Нью-Йорка пришлось плыть на торговом судне, других рейсов в это время не было. Скажи, чтобы Том завтра отправил лошадь с коляской назад. Пусть возьмет коня, чтобы было на чем вернуться.

– Обязательно передам. – Кэтрин отпра­вилась выполнять распоряжение молодого хо­зяина.

Ли вошел и неслышно прикрыл застекленную дверь. Нежный женский голос по-прежнему пел под аккомпанемент пианино и, казалось, запол­нял каждый уголок дома. Стоял теплый майский день. Все окна и двери были распахнуты настежь. Звуки музыки сплетались с тихим шумом прибоя, доносившимся с пляжа позади дома. Морская чайка мелькнула перед самой дверью, пронзи­тельно крикнула и улетела.

Ли снял шляпу, повесил ее на стоящую у входа – уже много лет вешалку из вишневого дерева. Летний дом семьи Джеффриз был не столь огро­мен и не так богато украшен, как дом родителей в северной части Нью-Йорка. Но был по-своему прекрасен и уютен. Рядом с вешалкой стояла изящная подставка с китайской вазой, полной свежих цветов. Ли не помнил ни вазы, ни под­ставки. Возможно, мать купила их во время зим­него путешествия по Европе. Энни действительно любила цветы, но не так сильно, как музыку. И все-таки отказалась от карьеры пианистки и оперной певицы, когда у нее родился первый сын – Карл. Затем появился Дэвид, а после не­го – Ли. Четвертый ребенок Джеффризов умер при рождении.