Нежелательные элементы - [7]
И то, что он не может уловить, в чем состоит это недостающее звено, раздражало, как ноющая зубная боль. Вот оно, ну вот рядом и все-таки ускользает.
Он вспомнил, что должен позвонить. Телефон — у входа в актовый зал. Он невнятно буркнул: «Прошу извинить» — и чуть ли не бегом кинулся к телефону.
Студенты последнего курса, которым Филиппу предстояло читать лекцию, были уже в сборе. Тихий ленивый гул голосов доносился через закрытую дверь. Вот их куда загнали, чтоб не мешались. Особый случай. Нечего тут всяким путаться под ногами, когда первые скрипки пожаловали. Деон иронически усмехнулся при мысли, что и его самого, по-видимому, считают здесь одной из первых скрипок. Интересно, что эти котята в самом деле думают о них — ну, о нем и о Филиппе, о всех других? Вот эти юноши с неопрятными космами и девушки с холодными глазами? Хотя, может быть, сказал он себе, не очень уж все и изменилось. Точно так же, как у всех молодых людей, — нарочитая непочтительность и подсознательное уважение. Он снял трубку, все еще прислушиваясь к гулу голосов за дверью.
Разве что они гораздо уверенней, чем мы были в их годы, подумал он. Больше знают. А больше ли? Может, эта уверенность просто ширма, которой каждое новое поколение отгораживается от критических взглядов предшествующего?
Он заставил себя сосредоточиться и набрал номер детской клиники. А что, может, лучше было бы все-таки имплантировать искусственный митральный клапан? Он умышленно его не трогал: ведь ребенок откуда-то с фермы, какая уж там может быть антикоагулянтная терапия. А может, все равно стоило бы? Нежные створки плохо зарубцевались — явно ревматическое поражение.
Когда на другом конце подошли к телефону, Деон быстро заговорил, рубя слова:
— Питер? Этот митральный клапан, как там дела?
Четкий голос сообщил:
— Он проснулся, Деон. Все пока в норме. Венозное давление десять, в левом предсердии… снизилось до пятнадцати.
— А было какое?
— Двадцать пять. Артериальное давление — семьдесят пять.
— Периферийная циркуляция в порядке?
— Вполне. И я только что смотрел снимок грудной клетки. Явно меньше тень.
— Ну что ж, неплохо. Я на лекции в клинике, если понадоблюсь.
Но и повесив трубку, спокойным он себя не почувствовал. То, что он пропустил, не увидел дефекта межжелудочковой перегородки, лишало его присутствия духа. Он всегда вот так терзался и терял в себе уверенность, если больной умирал, и особенно если оказывалось, что смерть можно было предотвратить.
А можно ее действительно предотвратить? Он уже насмотрелся, какая тоненькая ниточка разделяет успех и поражение, жизнь и смерть.
И тем не менее он должен был обратить внимание на эту венозную кровь. А почему-то не обратил — сознание его отказалось реагировать на этот факт. И вот ребенок мертв.
Усилием воли он заставил себя переключиться на нечто другое, но не менее важное. Питер Мурхед на дежурстве? Так. Что это с парнем последние дни происходит? Надо ему как-то взять себя в руки, собраться. Всегда был одним из лучших хирургов смены. И вдруг — покатился. А все эта стерва — жена. Не иначе, она виновата.
Деон решил вдруг позвонить домой. Но он посмотрел на часы и подумал, что ее наверняка все равно нет дома. Послеобеденная партия в бридж. Или послеобеденное заседание клуба садоводов. Или книголюбов. Или какого-то там еще. Ничего не поделаешь. Они вынуждены развлекать себя сами.
Взгляд его встретился с глазами, слепо устремленными на него из прошлого, из вечности. Бронзовый бюст нес стражу у входа в зал один бог знает сколько лет. Он еще подумал: а интересно, многие ли студенты, да и профессора, если уж на то пошло, знают, кто это? Он тоже один раз посмотрел на бюст — тогда, давным-давно, когда пришел сюда впервые, и с тех пор многие годы ходил мимо, не удостаивая вечность даже мимолетным взглядом. Сейчас он всмотрелся повнимательней в эти пустые глаза и волевой изгиб подбородка. Табличка на постаменте из серебристо-белого камня возвещала любопытствующим, что это Джеймс Рэдвуд Кольер, кавалер ордена «Британской империи», кавалер ордена «За безупречную службу», бакалавр прав, доктор медицины, член Королевского общества врачей, почетный член Королевского общества медицины, первый профессор в означенном университете с 1920 по 1937 год.
Он тоже играл первую скрипку. В свое время, конечно. Он ходил этими коридорами, требуя уважения, исполненный чувства собственной значимости. А сейчас это лишь холодная бронза. Бронзовый бюст, мимо которого ходят, не удостаивая его взглядом.
Что ж, подумал Деон, это в порядке вещей.
И другое воспоминание нахлынуло, непрошеное, из далекого далека. Робби — тот же медноволосый очкастый Робби, но только в раннем издании: второй курс, анатомический зал — с черепом в руке, декламирующий, разумеется, монолог Гамлета. Все покатываются со смеху, потому что он умел быть забавным, даже когда не оригинальничал. Внезапно он перестал паясничать, положил череп и произнес тихо, как если б никого вокруг не было и он обращался лишь к себе самому: «Он был таким, как я, и я стану таким, как он. Превращение не дурно, жаль только, что мы не знаем искусства подсмотреть его». «Откуда это, Роб?» — крикнул кто-то. Но Робби только покачал головой и снова взялся за прерванное занятие — рассечение разгибающей мышцы предплечья…
Как найти свою Шамбалу?.. Эта книга – роман-размышление о смысле жизни и пособие для тех, кто хочет обрести внутри себя мир добра и любви. В историю швейцарского бизнесмена Штефана, приехавшего в Россию, гармонично вплетается повествование о деде Штефана, Георге, который в свое время покинул Германию и нашел новую родину на Алтае. В жизни героев романа происходят пугающие события, которые в то же время вынуждают их посмотреть на окружающий мир по-новому и переосмыслить библейскую мудрость-притчу о «тесных и широких вратах».
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.