Нежелательные элементы - [28]

Деона бесцеремонно потеснили с дороги. В тяжелых случаях студентам здесь не место. Он посторонился и скромно пристроился среди пациентов, ждавших очереди.

Мимо быстро провезли каталку. Но он успел разглядеть лицо девушки. Белое. Белое, как лист промокательной бумаги. Темные волосы, коротко, по-модному подстриженные, только оттеняли эту белизну. Одеяло, которым ее накрыли, было перепачкано кровью. Сестра сердито, точно возмущенная этим зрелищем, набросила на нее еще одно одеяло.

Санитары и каталка с мертвенно-бледной, недвижной ношей на ней, сиделки и Малан мелькнули перед глазами Деона, направляясь в глубь коридора. Одна из сиделок бросилась вперед, открыла двери, придержала их, и вся процессия скрылась из виду.

Деон медленно побрел обратно в гинекологическое отделение. Кровотечение. Наиболее частое осложнение после неумело сделанного аборта. Если пациентка не исходит кровью, дело часто кончается почечной недостаточностью. Другие возможные осложнения? Инфекция. Как результат — заражение крови. Пиемия или сепсис. Что опять же может привести либо к летальному исходу, либо к бесплодию.

Как звали ту девушку? Надин, Нерина, что-то в этом роде. Лет восемнадцать. Он видел ее фотографию в газетах, в разделе светской хроники. Фантастически хороша — черноглазая, черноволосая. Единственная дочь, если он не ошибается. Человеку, женившемуся на ней, принадлежали бы — и чарующая красота, и если не половина Кейптауна, то во всяком случае приличный куш. Да, кто-то явно не оберется после этого хлопот.

И сейчас, стоя в тени деревьев, глядя на такой знакомый внушительный фасад здания больницы и главный вход, к которому подкатила тогда карета «скорой помощи», он вспомнил холодно и бесстрастно, что Нерина Маргарет Дэннхаузер, восемнадцати лет, скончалась от почечной недостаточности четыре дня спустя. А если Патриция Коултер, дочь аптекаря, двадцати двух лет, тоже скончается, кто тогда не оберется хлопот?

Он, Деон ван дер Риет, уж во всяком случае рискует никогда не получить медицинскую практику.

Вот так-то.

Боже, помоги мне! — взмолился он. И тут же пришла мысль: ты что это, всерьез? Ты, отвергший бога своего отца, молишься? Все равно, бог, если ты есть, помоги мне.

Сказать ей: носи его. Это дитя твое, наше дитя, если на то пошло. Носи его, и люби его, и взлелей его, хоть меня и не будет рядом, чтоб разделить эту радость с тобой.

Он с размаху ударил кулаком по ладони левой руки, проклиная себя за нерешительность. Садовник-африканец, копавший клумбу, воззрился на него с нескрываемым изумлением, и Деон поспешил прочь, сделав вид, что не заметил этого взгляда.

Чего он тянет? И здесь ведет себя, как последний дурак. Чем раньше сделать, тем легче все пройдет. И тем не менее он ждал со смутной надеждой, что, может быть, это ложная тревога и все еще образуется…

Вот эта его вечная проклятая нерешительность и вызвала первую размолвку с Триш. Они сидели как-то за своим излюбленным угловым столиком в кафе, сидели над пустыми чашками, и оба мрачно молчали. (В те дни они редко куда-нибудь ходили — разве что время от времени перекусить в ресторан, выпить кофе или коктейль, если у него появлялись деньги. Он до одурения сидит над учебниками, говорил он Триш, что было правдой. Она принимала это как должное, казалось, даже с полнейшим безразличием.) Однажды она все-таки вытащила его на люди, повела на выставку картин учащихся художественного училища, и он топтался там, глядя на таинственные завихрения и всплески красок на холстах. Несколько картин ему понравилось — реалистические полотна, пейзажи и обнаженная натура, но остальные просто сбили с толку, он так ей и сказал. Она пожала плечами, слегка улыбнулась и даже не попыталась ничего ему объяснять. Он сначала забыл спросить: а ее-то картины там тоже были? Сразу не спросил, а потом уж не решился.

Триш поболтала кофейную гущу на дне чашки и бросила:

— Чего мы ждем?

Он сделал вид, что не понял.

— О чем ты?

Она поставила чашку.

— Ты знаешь о чем.

— М-да, ну, а мы абсолютно убеждены, что это необходимо?

— Это после шести-то недель? Груди набухли, тошнота по утрам, вам нужны еще симптомы, доктор?

— Видишь ли, я пытаюсь все уладить. Не волнуйся.

— Я уже месяц от тебя это слышу. — Она посмотрела на него своими зелеными, кошачьими глазами. — Ты воображаешь, что, если перестанешь об этом думать, все пройдет само собой?

Он вспыхнул.

— Ничего подобного. И ты это прекрасно знаешь. Я волнуюсь не меньше твоего.

Она зло рассмеялась и с намеренной резкостью сказала:

— Ну-ну, приятель, все-таки меньше моего. Ведь не у тебя в животе растет незаконное чадо.

Он украдкой огляделся: не слышал ли кто-нибудь за соседним столиком, а она, перехватив его взгляд, рассмеялась еще громче холодным, колючим смехом и встала, резко отодвинув стул.

— Идем, — сказала она. — Я устала.

Я тоже устал, подумал Деон. Бог свидетель, как я устал от всего этого. Выход один. Ну и пусть, ну и будь что будет.

Он сидел в «фиате» — пришлось попросить машину у Робби ради такого случая — ярдах в пятидесяти от начала Гардения-роуд. Сначала он остановился на углу улицы, прямо под фонарем, но больше минуты под этим ярким светом не выдержал, потому что чувствовал себя, точно преступник на допросе с пристрастием, ну совсем как в низкопробных американских детективах, на которые они с Триш ходили время от времени. Поэтому, оглядевшись, он подал машину назад, в тень, выбрав место так, чтобы просматривался угол улицы.