Нежданно-негаданно - [20]

Теперь до боли близко встала перед ним и потекла величаво чистая обская вода, а по берегам трава буйно зеленая, где всегда паслась, смачно жуя и тяжело отпыхивая их корова Юлька. И ворковавшая проворно с увала речка Малиновка, вплетавшаяся тоненькой ниточкой в могучее тело Оби, и они с отцом, плывущие на лодке-долбленке и выметывающие сплавную сеть. А потом, игравший розовыми языками, костер в темноте и кипящая под крышкой в чугунке стерляжья уха, а после сладкий сон в копешке, сметанной тут же на берегу. Все это родное и близкое ушло безвозвратно. Теперь, жалуется отец, на том месте причал, по воде плывут жирные мазутные пятна.

Нехорошо сделалось на душе, а выхода Спирин никакого не видел. Давили и волновали другие мысли, и все-таки главная из них та: как он справится с вновь доверенным — условия-то труднейшие: холода, метели, в грунте — мерзлота.

«Не тянут, видно, мощные установки нефтедобытчиков — и не сделать намеченное он не может: никто и слушать никакие отговорки не станет», — подытожил Спирин.

Спирин понял: самолет пошел на снижение, видно. Откинулся на спинку кресла, повернул голову к иллюминатору: внизу без конца и края — тайга, исполосованная профилями, дорогами, просеками, гнездящимися буровыми, копошившейся то тут, то там техникой. «Раньше ничего этого ведь не было, глухомань голимая тянулась, — думалось Спирину. — Соболи за огородом бегали. Да-а, хм-м, дела-а», — промычал Спирин, сам не определив, ободряюще или осуждающе он хмыкнул: слишком многое набралось и перемешалось.

Приземлился самолет мягко, подрулил к зданию аэропорта. «И аэровокзал построили, и бетонную дорожку». И обидно немножко стало Спирину, что не он первооткрыватель, у него другая профессия. Ну ничего, теперь он не менее важное лицо, чем нефтедобытчики, все зависит от умелой постановки дела на строительстве, его разворота и завершения, где первостепенная роль отведена ему, Спирину. «Подналягу».

Спирин устало поднялся с кресла, спустился по трапу вниз, и усталость от дум и переживаний, заполнявшая его, начала мало-помалу рассасываться, даже бодрость какая-то легкая наступила: вон он тот увал и пологий склон, который они ребятишками на лыжах, санках, бывало, укатают до блеска. «А теперь, кажись, лежит глубокий снег. Что, ребятни не стало? Сейчас в здешних местах телевизоры, музыкальная школа — ребятня стала другая! Хорошо это, не то, что мы росли. Кабы только ленивой не выросла эта ребятня-то, — подытожил Спирин. — Мы ведь спортшколу строили на общественных началах». Спирин отогнал сомнительные мыслишки о теперешней ребятне, ему хотелось верить, что она лучше, образованнее, сознательней будет.

Снега на увале были уже слегка подсинены, подернуты настом. Хотя весны еще, на первый взгляд, и не видно. Но Спирин ощущал ее наступление исподволь: воздух вот уже не тот, не жестковато-холодный, гнетущий, какой бывает здесь в разгар зимы, снега ноздреваты, и кое-где под ними уже наверняка вода, чувствовалось; и Спирин знал: пройдет неделька, и заводенится снег, поструятся ручейки по оврагам и распадкам, а немного погодя, зашумят таежные речушки, заиграют и засвистят на все лады лесные птицы, — все наполнится гомоном и шумом, и задышится легко-легко, всегда что-то ждешь в это время, что-то рвешься сотворить, порой еще неведомое, прибавляется сил, духу, — от всего этого Спирин чувствовал себя бодрее, даже приподнято. «Вовремя приехал…» Увлекшись, не заметил, как подкатил УАЗик.

Слова Урусова, главного инженера будущей стройки: «А мы вас ждем не дождемся. Со всех сторон жмут, начинать надо…» — не понравились Спирину.

«Какой быстрый! Думает, раз-два — и начала расти станция. И люди все расселены, и их уж в достатке…»

Нет, Спирин решил твердо: он станет отстаивать свою позицию — сначала строить жилые дома, так как верным это считает.

«Когда будет жилье, — поедут и специалисты, потом с лихвой все оправдается».

Спирин надеялся, что не уступит. «Люди-то не на год-два приезжать к нам станут. Только три энергоблока на пятилетку рассчитаны, а их надо построить шесть!..

Спирин и не заметил, что Урусов уже давно сидит в машине и ждет его.

«Молодого больно, совсем зеленого послали, поди, на севере-то не рабатывал. Небось уже все распланировал, непременно завтра и начать хочет», — недовольно покосился Спирин и начал сопя втискивать свое большое, в толстом полушубке, а оттого еще более грузное и неуклюжее тело в дверцу. Но тут же передумал: «Что это я худо так о нем. Самоуверенность какая: с первого взгляда определил. Заслужил, видно, раз главным поставили. Поработаем — увидим. Рад бы был, если оправдал себя», — заключил Спирин.

Он подумал, что постарается поставить дело так, как в Заполярье, расположить надо к себе людей, позаботиться о них — тогда человек тебе душу наизнанку вывернет, а кто не поймет, так от таких он быстро отделается. Сюсюкаться он не станет, толку с таких не будет. «Мне создавать станцию, с меня и спрос в первую очередь будет, так позвольте мне и решать, как поступать, — ворчал мысленно Спирин, распаляя себя, зная наперед, что будут споры. — Не станут соглашаться — уеду, но принципам своим не изменю».