Незавершенная Литургия - [35]

Шрифт
Интервал

Александр достал из кармана свою чернильную ручку с золоченым пером и вывел на записке, озаглавленной «О здравии»: «Отца», подумал и добавил: «и сына».

Глава 3

…И Святаго Духа…

Метель мела уже третьи сутки. Бешеный ветер за считанные минуты наметал огромные сугробы там, где солдаты только что прокопали путь. Не встречая преград, буран проносился по безграничным просторам казахстанской степи, заметая дороги, улицы, дома. Огромные роторные снегоуборочные машины прорывались сквозь толщу снежных заносов, иногда натыкаясь на погребенную среди сугробов технику. В такие дни, как сегодня, можно было бы забыть про попытки вырваться к цивилизации. Так уж не раз бывало, что этот военный городок заметало на несколько суток и даже в райцентр, что располагался в двенадцати километрах, а вернее сказать, к его небольшой железнодорожной станции попасть было невозможно.

Но эти трое, что стояли сейчас на автобусной остановке, напротив комендатуры, не хотели сдаваться и были настроены решительно. Это были отец Василий, священник местного гарнизона, его матушка Ирина и молодой лейтенант Вадим. Они ждали «дежурку», большой грузовик с кунгом, в котором обычно добирались военнослужащие и члены их семей на железнодорожный вокзал, на станцию Эмба, и обратно, если поезда приходили ночью. На часах было уже два часа ночи, завывал ветер и снежной крупой обжигал лицо, а машина и не думала приходить. Они сильно продрогли, но не отчаивались и, подбадривая друг друга, шутили, закрывались от ветра, который, казалось, выдувал мозги, и приплясывали от холода. Но надежды на то, что они сегодня уедут, таяли на глазах.

Они ехали в Кызыл-Кийын, место, которое у местных православных было связано с именем старца Георгия. Там уже много лет жил пожилой протоиерей, отец Георгий Белов, однорукий священник. Он служил тридцать лет на одном месте и считался в епархии самым авторитетным отцом, к его советам прислушивался и владыка, не случайно его единодушно избрали епархиальным духовником. В кафедральный собор он приезжал дважды в год – Великим постом и на архиерейские именины, тогда-то и приходили к нему на исповедь священники с разных уголков огромной (в семь областей) епархии, а некоторые, как эти незадачливые путешественники, в индивидуальном порядке попадали к нему на приход.

– Батюшка! – радостно отрапортовал лейтенант, который только что вернулся из комендатуры. – Дают вездеход! Там начфин из командировки возвращается московским поездом, будут встречать.

Не прошло и десяти минут, как возле комендатуры ревел вышеозначенный вездеход – что-то грозное на гусеницах, плоский и зеленый. Потребовалось немало усилий, чтобы влезть в его железное чрево и пристроиться в темноте на узкой лавке. Когда же он тронулся, двигатели взревели и он весь затрясся в такт своим моторам. От этой вибрации у немногочисленных пассажиров, казалось, расходились суставы и клацали зубы. В небольшой проем впереди было видно узкое лобовое стекло, в которое бились освещенные фарами снежинки. Это зрелище напоминало полет в космосе среди мириад небесных светил. Звездная пыль била в стекло и разлеталась в стороны, уступая место все новым и новым потокам снежных искр.

Когда все попритерпелись к тряске, стали ощущать ход машины. Теперь это было похоже на ныряющую по волнам лодку. Какое-то время вездеход шел по дороге, а затем сполз с нее и ринулся напрямик по голой завьюженной степи, в которой ничто не могло указывать направления пути. Однако через полчаса в окне стали попадаться деревья и домики на окраине поселка, заметенные снегом под самую крышу. Ночные путешественники удерживали равновесие, вцепившись окоченевшими пальцами в стылые лавки. Они молчали и съежившись сидели в полутьме, тогда как водитель и старший машины весело трепались, курили и смеялись, что чуть подбодряло. Прошло еще минут десять, и агрегат остановился. Человек с красным лицом, с шапкой на затылке, обернулся к пассажирам:

– Приехали, батюшка! Вас достать или сами выйдете?

– Я, пожалуй, эту дверцу не открою, – стуча зубами, отозвался священник.

– Ща-ас! – Голова сунулась в кабину, и через минуту с характерным лязгом дверца распахнулась.

Сначала вскочил Вадим, помог спуститься матушке, а последним вышел отец Василий. С него тут же сдуло каракулевый пирожок.

– Спаси Господи! Прорвались! – поблагодарил батюшка солдата-водителя, отряхивая покрытую снегом шапку.

Поезда еще не было, и они поспешили в зал ожидания. Этим залом служила небольшая комната на вокзале, который был выстроен еще до революции. В ней вдоль стен стояли три секции гнутых сидений, выкрашенных в цвет стен линялой голубой краской. На одном из кресел в углу храпел, свернувшись калачиком, бородатый бомж. От него несло перегаром и какой-то кислятиной. Здесь, при свете тусклой лампочки, путешественники разглядели друг друга.

Их одежды были запорошены снегом. Смеясь, «снеговики» отряхивали друг дружку, околачивали обувь. Отец Василий снял и протер запотевшие очки, стали видны его ясные голубые глаза. Борода превратилась в маленький сугроб, на концах пшеничных усов намерзли льдинки. Матушка, добротно укутанная в серый пуховый оренбургский платок, алела яркими щеками. Ее лицо было весьма живописно: черные глаза, белый от мороза тоненький нос и пунцовые пухлые губки. Ангорковой варежкой он утирала морозные слезы. Вадим был одет в кожаную куртку и меховую шапку-обманку; единственным утеплением его стриженого затылка был лохматый мохеровый шарф. По всему было видно, что это армейское чадо не имело подходящей гражданской одежды, но держался Вадим молодцом. Все трое были молоды, высокого роста и неунывающего нрава.


Рекомендуем почитать
Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Голубиная книга анархиста

Новый роман Олега Ермакова, лауреата двух главных российских литературных премий — «Ясная Поляна» и «Большая книга» — не является прямым продолжением его культовой «Радуги и Вереска». Но можно сказать, что он вытекает из предыдущей книги, вбирая в свой мощный сюжетный поток и нескольких прежних героев, и новых удивительных людей глубинной России: вышивальщицу, фермера, смотрителя старинной усадьбы Птицелова и его друзей, почитателей Велимира Хлебникова, искателей «Сундука с серебряной горошиной». История Птицелова — его французский вояж — увлекательная повесть в романе.


Маленькая страна

Великолепный первый роман молодого музыканта Гаэля Фая попал в номинации едва ли не всех престижных французских премий, включая финал Гонкуровской, и получил сразу четыре награды, в том числе Гонкуровскую премию лицеистов. В духе фильмов Эмира Кустурицы книга рассказывает об утраченной стране детства, утонувшей в военном безумии. У десятилетнего героя «Маленькой страны», как и у самого Гаэля Фая, отец — француз, а мать — беженка из Руанды. Они живут в Бурунди, в благополучном столичном квартале, мальчик учится во французской школе, много читает и весело проводит время с друзьями на улице.


Великолепная рыбалка

Группа ученых в засекреченном лагере в джунглях проводит опыты по воздействию на людей ядовитых газов, а в свободное время занимается рыбалкой. В ученых не осталось ничего человеческого. Химическую войну они представляют как полезное средство для снятия демографического давления, а рыбалка интересует их больше, чем жизни людей.


Гость. Туда и обратно

«Гость», составленный из лучшей путевой прозы Александра Гениса, продолжает библиотеку его эссеистики. Как и предыдущие тома этой серии («Камасутра книжника», «Обратный адрес», «Картинки с выставки»), сборник отличают достоинства, свойственные всем эссе Гениса: привкус непредсказуемости, прихотливости или, что то же самое, свободы. «В каждой части света я ищу то, чего мне не хватает. На Востоке – бога или то, что там его заменяет. В Японии – красоту, в Китае – мудрость, в Индии – слонов, в Израиле – всё сразу.