Незамеченное поколение - [24]

При такой неопределенности, опасности ложных выводов можно избегнуть только признав, что человеческое общество является чем-то большим, чем органический процесс. «Сверхорганическая струя общественной жизни — утверждал проф. Алексеев — обуславливается тем, что человек есть не только биологический организм, но и личность».

Неясность высказываний солидаристов оставляет смущающее впечатление, что именно абсолютность личности они недостаточно чувствовали. Приведу несколько образцов: «неразрывность личности и государства», люди в нации составляют «один высший организм», «живой человек — атом социальной ткани» и т. д. Правда, в других статьях допускалось, что «каждый человек есть автономная частица мироздания» и личность имеет все-таки «самодовлеющую» ценность, но в этих вялых оговорках не найти и следа энтузиазма, с каким солидаристы утверждали, что «человеческое общество живет и развивается лишь в органических формах нации» или, как А. Зекрач писал в № 94 «За Родину»: «нация есть единственное выявление жизни живого человека и человечества в пространстве и во времени».

Любовь к родине, уже в древнем мире получившая возвышенный характер, под влиянием христианства вырастает в избранных душах в чувство близкое к мистической любви. Но это чувство имеет мало общего с национализмом, порождаемым необходимостью для клана или нации бороться не только с природой, но и с другими кланами и нациями. Допуская ненависть к иноплеменникам, ненависть к врагам и соединенная с волей к борьбе, самозащите, завоеванию, убийству и господству, естественная солидарность сородичей является, конечно, чем-то совсем иным, чем христианское чувство родства со всеми душами, чувство, зовущее человека выйти за пределы природной групповой сплоченности и открыться в любви ко всему человечеству, ко всему живому, ко всему миру.

Поэтому, не совсем понятным представляется, откуда бралась у солидаристов несомненная уверенность, что социальное давление, заставляющее людей служить обществу (проявление той же, в сущности силы, которая прикрепляет муравья к муравейнику и скрепляет клеточки организма) — и есть христианская любовь. Неустранимой противоположности христианства социологическому натурализму они не видели или не хотели видеть, так же как они не видели, что, когда исторические и социальные ценности ставятся выше человека, патриотизм неизбежно вырождается в национализм, вдохновляемый не столько любовью к своему народу, сколь духом шовинизма и человеконенавистничества. Из русских религиозных мыслителей с наибольшей силой говорил об этом Бердяев. «Национализм, — утверждал он, — есть измена и предательство в отношении к глубине человека, есть страшный грех в отношении к образу Божию в человеке. Тот, кто не видит брата в человеке другой национальности, кто, например, отказывается видеть брата в еврее, тот не только не христианин, но и теряет свою собственную человечность, свою человеческую глубину».

Подобные мысли вряд ли приходили в голову идеологам НТС. Уже одно допускаемое ими предположение, что личность может быть частью какого-то высшего органического целого, показывает, что они в действительности не знали ни евангельского утверждения абсолютной, несоизмеримой ни с чем ценности человеческой личности, ни выросшего из этого утверждения демократического идеала равенства и неотъемлемости прав, человеческого достоинства, свободы и братства. Этим незнанием и объясняется, я думаю, почему «нацмальчики» так долго могли верить оптическому обману, что в фашистском тоталитарном государстве осуществляется солидаризм, который ведь был для них выражением христианской морали.

В основных линиях доктрина солидаризма развивалась параллельно доктрине младороссов. Тот же идеал корпоративного тоталитарного государства, понимаемого как государство христианское, воплощающее заветы «Русской правды». Такое же утверждение первенства духа над материей, такое же отталкивание от «демолиберализма» и одинаковая опасная неясность в определении личности и общества («С точки зрения солидаризма личность свободна и самостоятельна в своем творчестве, при признании блага личности функциональным к благу общества».[22] И по духу и по тону многие высказывания солидаристов и младороссов чрезвычайно похожи друг на друга и выражены при помощи совершенно одинаковой терминологии. Тем не менее, несмотря на несомненную идейную близость, солидаристы относились к младороссам чрезвычайно враждебно. Дело здесь было не в разном подходе к вопросу о форме правления. (В то время, как младороссы считали, что «нельзя, нелепо и бесполезно строить национальную идею вне монархии и вне династии», солидаристы были сторонниками диктатуры).

По-настоящему Два родственных по духу и по идеям движения были разделены не этим, а ненавистным солидаристам национал-большевизмом младороссов и, при одинаковой ставке на Национальную революцию, разным представлением о путях борьбы за эту революцию.

На вопрос, каков основный принцип младоросской тактики, «Бодрость» отвечала: «Цель не оправдывает средств».

На собрании 1-го района Младоросской партии во Франции, в марте 1938 г., были оглашены следующие тезисы: