Нейромифология. Что мы действительно знаем о мозге и чего мы не знаем о нем - [89]
Однако вряд ли стоит заходить так далеко, как социолог Стив Фуллер, который на конференции «Проверка нейрореальности» (2011) в Институте истории науки им. Макса Планка в Берлине заявил, что связь между нейроучеными и учеными-гуманитариями должна быть похожа на отношения во время съемки фильмов. Нейроученые – это актеры. Они, как правило, довольно талантливы и среди них даже есть бесспорные звезды. Социологи, историки и философы, с другой стороны, должны, согласно Фуллеру, выступать в роли режиссеров, которые говорят актерам, что делать. Слишком странное представление о том, что нейронаука, которая переполнена уверенности в себе, требует руководства со стороны гуманитарных наук[776].
Тем не менее исследователям мозга не помешало бы иногда слушать «наблюдателей второго порядка». Например, ученых-антропологов, следящих за нейроучеными в их лабораториях. Так как частью их работы является освещение институциональных, политических, культурных и научно-парадигматических условий, в которых происходит конкретная исследовательская деятельность. Ведь именно эти условия определяют конкретный – и никакой другой – тип исследований, а также влияют на интерпретацию и оценку результатов. При этом политический и экономический контекст, в котором происходит исследование, представители естественнонаучных дисциплин обычно игнорируют.
Тот факт, что только критическое осмысление собственной научной практики самими нейроучеными может привести к необходимой реформе, является одной из основных идей «критических нейронаук»: «Практика нейронаучной саморефлексии включает социальную и историческую контекстуализацию и межкультурное сравнение поведенческих процессов. Изучение этих условностей приведет нейронауки к альтернативным возможностям познания, которые смогут поставить перед исследователями мозга интересные эмпирические задачи и одновременно выступить в качестве варианта критики изнутри»[777]. Решающим является то, что сами нейроученые должны критически оценивать свою научную практику и при этом принимать во внимание контекст, в котором они работают. Конечно, все экономисты и социологи, которые теперь также хотят заниматься исследованиями мозга, должны подумать о том, способно ли фМРТ-исследование действительно ответить на их вопросы. «Тем временем ситуация уже такова, что нейроученые должны отговаривать социологов от того, что они собираются сделать, прибегая к нейровизуализации. К сожалению, иногда это самые наивные люди, которых только можно себе вообразить», – комментирует исследователь мозга Хенрик Вальтер[778].
Имеет место также настойчивое стремление к представлению нейронаучных достижений в СМИ. Связанные с ним преувеличения по-прежнему остаются правилом, а не исключением. Интерес к подобной практике очевиден, ведь в краткосрочной перспективе она выгодна всем участникам процесса. Ученые приобретают необходимое внимание и, поскольку их исследования оцениваются как важные, надеются на дальнейшее финансирование. Учреждения, в которых работают исследователи, получают свою долю славы. Спонсоры исследования могут оправдать выбор адресата финансирования. У журналистов появляется отличная история, и, наконец, читатель в очередной раз с удовольствием узнает из газеты о скорой разгадке «чуда человека».
Свой вклад в иконическую стилизацию нейронаучных исследований внесли также документальные телевизионные передачи, становившиеся в последние годы все больше похожими на голливудские постановки. Долгое время тележурналисты с качающимися ручными камерами снимали ученых во время их повседневной работы в лабораториях, а затем совмещали свои кадры с фонограммой. Но сегодня такой формат показался бы зрителю безнадежно устаревшим. Когда в наши дни BBC или National Geographics приходят в центр исследования мозга, томографы подсвечивают голубым светом, а «репортаж» ставится, подобно спектаклю, и включает впечатляющую съемку с движения.
«Для лучшего ориентирования зрителей» исследователей просят надеть белые медицинские халаты – даже если ни один человек не будет так одеваться при оценке результатов сканирования мозга на компьютере. А во время интервью на заднем плане на всех доступных мониторах демонстрируют фильмы с красочными 3D-изображениями мозговой активности и фотореалистичными визуализациями мозга. Имеют ли представляемые картинки какое-то отношение к теме репортажа, большого значения не имеет. Главное, они выглядят как иллюстрации захватывающего высокотехнологичного исследования – в конце концов, зритель «в любом случае не понял бы», что можно увидеть на фМРТ-изображениях. Влияние и слава нейронаук в значительно большей степени основываются на их блестяще поставленных выступлениях в СМИ, чем на их научном содержании – даже если это, возможно, не было задумано самими исследователями.
Разумеется, если расхваливание нейронаук будет слишком очевидным, им грозит поражение. Поэтому будущее более реалистическое представление нейронаучных данных – это не только вопрос научно-этической ответственности, но и жизненно важный интерес самой нейронауки. В конце концов, на карту поставлено не меньше, чем ее собственный авторитет. Авторитет, который уже сильно подорван: «Если наш прогресс представляется многократно преувеличенным или переоцененным и растет общественное недоверие к нейронаукам, мы должны винить себя», – обращается к сообществу исследователей мозга невролог Гай Макханн
