Нейробиология здравого смысла. Правила выживания и процветания в мире, полном неопределенностей - [26]

. Человеческий мозг удерживает рекорд по упакованности коры головного мозга нейронами, если сравнивать его с показателями примерно сорока млекопитающих видов. Например, если бы у крысы был мозг размером с человеческий, он состоял бы из всего лишь 12 миллиардов нейронов. Получается, что если бы в крысином мозге имелось такое же количество нейронов, как у человека, то он бы весил колоссальные 35 килограммов, а это в восемь раз превосходит самый большой мозг в мире – мозг синего кита. Это объясняется тем, что, в соответствии с важным нейронным правилом, у грызунов с увеличением размера мозга размер нейронов увеличивается. Но с приматами все обстоит иначе. У них при увеличении размера мозга размер нейронов сохраняется. Кстати, о приматах: если мозг крошечной беличьей обезьянки увеличить до размера мозга человека, то количество нейронов в нем будет сравнимо с количеством этих клеток в мозге человека. Итак, среди приматов, как гласит название статьи Сюзаны, человек имеет значительный, но не экстраординарный мозг. Интересным исключением из приматов становятся большие человекообразные обезьяны. Горилла весит гораздо больше, чем средний человек, но ее мозг весит всего лишь 450 граммов и содержит скромные 33 миллиарда нейронов[87]. Учитывая, что мозг человека использует примерно 20 % всей потребляемой человеком энергии, большие обезьяны, по всей вероятности, в основном направляют свою энергию на поддержание физической формы и обеспечение биологических функций.

Если бы у этих животных мозг был размером с человеческий, они бы наверняка испытывали трудности с обеспечением организма достаточным количеством энергии. Антропологи много рассуждали, как человеку удается поддерживать деятельность такого большого мозга и почему другие приматы не могут этого делать. Гарвардский антрополог Ричард Рангхэм предположил, что к увеличению мозга человека привело, вероятно, приручение огня. Использование огня позволило смягчить мясо и жесткую растительную пищу, а значит, на питание первобытные люди стали тратить меньше энергии, что, в свою очередь, позволило питать энергией внушительный мозг[88]. Насколько мне известно, человек – единственное млекопитающее, готовящее себе еду[89]. Это умение, вероятно, привело к уменьшению размера зубов и желудка, поэтому на пережевывание и переваривание пищи люди стали тратить меньше энергии. Отпала необходимость подолгу разжевывать жесткую растительную пищу и жилистое мясо, появилась возможность совершенствовать речь, а это, в свою очередь, способствовало быстрому развитию мозга. Таким образом, сократив потребности желудка, наши далекие предки улучшили свои нейрокогнитивные способности.

После конференции в Рио я связалась с Роберто Ленту и задала ему несколько вопросов относительно некоторых исследовательских идей. Роберто познакомил меня с Сюзаной, и с тех пор мы с ней сотрудничаем. Она помогает мне в изучении одного специфического млекопитающего, которое с детства привлекало мое внимание; этот интерес сохранился до сих пор и даже перерос в профессиональную одержимость. Это североамериканский енот, известный своим умом, любопытством и озорством – когнитивными и поведенческими богатствами, которые я никак не могла поймать у своих подопытных грызунов. Как и первые колонисты, еноты мигрировали в Северную Америку и там размножились; более того, они плодились везде, где оказывались, – от Германии до Японии, порой немало беспокоя местных жителей. Мои исследования грызунов показывают, как важно уметь управлять контингенциями окружающей среды посредством экспериментальных воздействий. Крысы мастерски умеют пользоваться своими лапками, чтобы менять окружающую обстановку, еноты своими удивительными передними лапами совершают потрясающе ловкие трюки, особенно когда животные делают это сообща. Вероятно, это возможно потому, что за движение лап у енотов отвечает тот же участок на внешней коре головного мозга, что и у человека. Я всегда считала, что еноты могут помочь раскрыть секрет того, как животные, приспосабливаясь и выстраивая цепи вероятностей, взаимодействуют с окружающей средой. Я расписала Сюзане, насколько важно и интересно заглянуть в мозг енотов, и она тоже загорелась. Пока наша работа лишь сильнее укрепляет меня в том, что мозг енотов нужно исследовать. Из всех млекопитающих, мозг которых проиндексировала Сюзана, индекс енотов оказался ближе всего к приматам. Данные, которыми мы располагаем сегодня, демонстрируют, что мозг енота вполне сопоставим с мозгом совиной обезьянки. Если увеличить мозг енота до размеров мозга человека, в нем окажется такое же количество нейронов. Теперь вы понимаете, почему еноты зачастую способны перехитрить человека, особенно если дело касается того, чтобы пробраться в кладовку с припасами или в контейнер с пищевыми отходами. Теоретически, в нейронном масштабе, мы действительно похожи на енотов[90].

В настоящее время мы полагаем, что в сравнении с другими плотоядными животными плотность нейронов в коре больших полушарий мозга енотов выше, чем у золотистого ретривера или льва, хотя, конечно, необходимы дальнейшие исследования. Я привожу эти предварительные данные не только потому, что еноты – моя любимая тема. Я хочу показать, что виды, развившие эволюционные адаптации для манипулирования окружающей средой и создающие свои реестры контингенций, получают преимущество в игре на выживание. Но даже в этих условиях мозг енота уступает нейронным богатствам человеческого мозга. Склонность енотов менять окружающую среду порой доставляет им неприятности и даже доводит до беды. Еноты живут так, словно у них отсутствуют контингентные фильтры, предупреждающие об опасностях; похоже, они настоящие оптимисты и никогда не думают о негативных вариантах. Возможно, именно поэтому еноты в дикой природе часто гибнут, не прожив и трех лет, хотя, будь они поосторожней, легко могли бы дожить и до двадцати. Значит, можно сделать вывод: когда мы решаем взаимодействовать с окружающей средой, важно помнить о педали акселератора в мозге и о тормозах. Пример рискованного поведения енотов говорит о том, что однонаправленные контингенции неадекватны. Мы должны принимать в расчет все потенциальные результаты, как риск, так и выгоду. Мозговые механизмы, усиливающие цепи контингенций, мы рассмотрим в следующей главе.