Нейлоновая шубка - [31]

— Почему матери? — отбивался маг. — Фамилия моего отца тоже была Сольди. Стало быть, я Сольди — сын Сольди.

— Все же вам лучше выступать под фамилией Недорезков.

— Как же так?! Маг и чародей — и вдруг Недорезков! Публика не поверит!

— По-вашему выходит, что магами могут быть только иностранцы, — возражал председатель месткома Говорухин. — Одним росчерком пера вы списываете со счетов всех отечественных волшебников?

Беспартийный председатель месткома был большим ортодоксом. Всюду ему мерещились отклонения от нормы, искривления профсоюзной линии, идеологические изъяны, прорехи и вывихи. Разумеется, он считал себя непримиримым борцом с низкопоклонством. Однажды Говорухин написал в редакцию вечерней газеты письмо, в котором обвинял парфюмерные и кондитерские фабрики в чрезмерном пристрастии к иностранным названиям. К жалобе в качестве вещественного доказательства он приклеил этикетки, содранные с одеколонов, питательных кремов, бисквитных и мармеладных коробок. Редакция впопыхах напечатала письмо, а через два дня была вынуждена извиниться перед читателями, так как названия на этикетках оказались латышскими и армянскими, чего не разобрал наш ортодокс.

— Вы хорошо подумайте, — продолжал Говорухин. — Соглашайтесь, пока не поздно. Мы закажем для вас другую афишу.

— А как же чалма? Ежели я Недорезков, придется работать без чалмы?!

— Наплюйте! Переоформим номер. Сошьем вам шелковые шаровары, сафьяновые сапожки…

— Без чалмы я не согласен, — замотал головой Сольди.

— Послушать, как вы цепляетесь за чалму, можно подумать, что ваш отец был муфтием…

— Мой прапрадед приехал в Россию с Пинетти! А Пинетти работал вместе с Катерфельто, Комусом первым и Комусом вторым!

— А на Комусе втором тоже была чалма?

— А как же. Без чалмы нельзя. Вот я, например, вынимаю из нее золотую рыбку.

— Будете вынимать рыбку из шапки-ушанки.

— Из ушанки не выйдет, — грустно сказал маг. — Из ушанки не то. Не волшебно.

— Значит, вы хотите доставать своего карпа только из зарубежного головного убора! Ох, смотрите, Сольди, как бы это не завело вас в творческий тупик.

Сольди оставался непреклонным. Предместкома дважды прорабатывал мага на производственном совещании. Мастер манипуляции дрался за чалму с неистовством и ожесточением фанатика-магометанина.

Вместе с чалмой старик Сольди отстоял сюртук, лакированные башмаки на пуговицах и все свои старомодные аксессуары.

Между тем время подстегивало магов. Знаменитый эстрадный теоретик писал в статье «Проблемы эстрады и последние иллюзии»:

«В эпоху атома, космических кораблей и кибернетики все труднее эмоционально воспламенять нашего зрителя наивными карточными фокусами, всеми этими пассировками, шанжировками, пальмированием монет и коробками с двойным дном. Пора нашим передовым иллюзионистам обратить свои взоры к электронике, полупроводникам, к высотам подлинной пауки».

Старик упорно цеплялся за старые иллюзии. Он терял одну позицию за другой. Не без помощи Говорухина его оттеснили от центральных площадок. Он шел, как говорят кинематографисты, вторым экраном. Маг не роптал. Он добросовестно показывал старые фокусы: «Монеты в цилиндре, или Золотой дождь», «Сеанс с тамбурином», «Рисовая ваза индусов». И самое удивительное, что публике они даже нравились. Возможно, потому, что иллюзия должна быть немного наивной.

Жена Сольди, Викторина Аркадьевна, острее переживала его опалу. Викторина Сольди не любила райцентры, живность, пасущуюся в придорожной бузине, гостиницы с дровяным отоплением и шум электрического движка по вечерам. Все это напоминало ей недавнее прошлое: далекую железнодорожную станцию, где она работала кассиршей. Станция была до того маленькой, что не имела собственного названия и числилась в железнодорожных расписаниях как «посадочная платформа тридцать пятого километра».

Именно с посадочной платформы увез Гавриил Лукьянович будущую жену. Она стала его ассистенткой.

Викторина Аркадьевна по-своему любила старого Сольди. Она не пилила его, не изменяла и даже отвергла откровенные ухаживания одного дивно сложенного гладиатора с циркового конвейера.

Гладиатор выходил на манеж в одних плавках, выкрашенный с ног до головы в золотую краску и со щитом из поддельной леопардовой шкуры. После демонстрации красоты человеческого тела потомок бойцов древнего Колизея таскал на леопардовом щите униформистов и всех желающих из публики, но не больше шести человек за раз, что было оговорено в афише.

Гладиатор предлагал Викторине Аркадьевне свое сердце и даже посулил ежевечерне носить ее на щите, а это дано не каждой женщине. Викторина Аркадьевна отказалась. Она полюбила искусство иллюзии. Кроме иллюзий она любила также домашнее тепло, дешевый мармелад и платья из панбархата.

Викторина Аркадьевна дрогнула, когда встретилась с Иннокентием Лошатниковым, новым администратором их труппы. Лошатников не мог похвастать гладиаторской фигурой. То был толстый, почти квадратный человек с грудями профессиональной кормилицы. Несмотря на свои габариты, он не страдал одышкой, не жаловался на сердечную мышцу и преждевременное ожирение. Подвижной, наполненный до краев бизнесменскими идеями, он считался талантливым организатором, хотя начальство, ведающее гастролями, слегка побаивалось его комбинаций. Лошатникова подчас заносило. Все его идеи граничили с недозволенным. От них было рукой подать до уголовного кодекса.