Нея - [5]

Я бывала разочарована, ведь мне так хотелось наконец-то абсолютно точно узнать, как мужчина и женщина занимаются любовью. Теоретически все казалось простым. Но я совсем не понимала, почему тот факт, что мужчина прижимает женщину, должен вызывать у обоих более сильные чувства, нежели те, которые возникают у меня ночью, когда я играю с собой перед сном? Очевидно, это действительно были значительно более острые ощущения, ведь каждому хотелось бы этим заниматься. Если же нет, тогда им не бывать в высшей степени счастливыми, совсем как мне, даже с моими восхитительными ночными исследовательскими манипуляциями, бессвязными мечтами и смутными видениями.

Несмотря на то что шаги приглушаются коврами, я всегда слышу, как Морис проходит мимо моей двери к комнате Сюзанны. Он не теряет времени зря. Теперь, когда в комнате темно и тепло, меня охватывает сильное желание. Я быстро раздеваюсь и прыгаю в постель. Но вместо того чтобы утолить эту жажду испытанным способом, я чувствую новую потребность, наподобие удовольствия, которого Морис добивался от Сюзанны. Я вспоминаю, как губы отца касались моей щеки, когда я была маленькой, как он целовал меня, так мягко и нежно, что можно трепетать от счастья, пока в какой-то миг не уснешь. Слезы набегают на глаза, и мой палец вместо интенсивного потирания губ моего лобка в нерешительности выжидает, затем едва касается их, и я шепчу: «Морис, Морис…»

Сильное оцепенение наваливается на меня. Моя правая рука покойно лежит на правой груди, затем плавно переходит на левую. Впервые в жизни я начинаю понимать смысл слова «сладострастие». Эта рука может дать мне что-то еще, кроме удовольствия — сладострастие, удовольствие сверх удовольствия. До сих пор я знала лишь, как вызвать нечто похожее на вспышку молнии. И тем не менее… Сколько раз я оставалась неудовлетворенной, мое влагалище пылало страстью, а рука жаждала. Мне удается достичь оргазма только после бесчисленных попыток. Но сегодня моя рука — это рука Мориса. Я закрываю глаза…

Громко, словно он был здесь и мог слышать меня, я повторяю: «Морис, Морис…»

И Морис появляется. Он просто открывает дверь, которая, как мне казалось, была заперта. Меня охватывают испуг и ярость. Чертова дверь со своим замком, вечно неисправным… И к тому же мама всегда отказывается дать мне ключ: «Девушке твоего возраста не следует запираться».

Чего хочет Морис? Он видел меня? Я натягиваю простыню до подбородка и как можно более сердито смотрю на него. Я ненавижу его.

— Ты ведь ничего не можешь здесь разглядеть, — говорит Морис. — Почему ты задернула шторы в такой чудесный солнечный день? Ты звала меня?

— Нет… О… да. Будь так добр, закрой дверь.

Морис выполняет это, его глаза постепенно привыкают к темноте.

— Полуденный отдых? Ты могла хотя бы открыть окно.

— Я хотела бы узнать… — говорю я, садясь прямо, все время держа простыню на груди.

Я лихорадочно размышляю: о чем бы его спросить? Что бы ни произошло, он не должен уйти. Он подумает, что я идиотка. Я повторяю:

— Я хотела узнать… Я пытаюсь решить задачу по геометрии и фактически зашла в тупик. Ты не мог бы?..

У Мориса кислый вид. Должно быть, Сюзанна уже поджидает его. Однако, как бы то ни было, он всегда говорит, что любит меня и что я так непохожа на Сюзанну. Вообще-то он прав. Мне бы хотелось взбираться на Эверест и плыть по океанам. А Сюзанна, напротив, подчиняется условностям и уступает маме, точно так же, как и мне, докучающей ей. Они обручены, что еще? Но почему мама вправе запрещать Морису проделывать с Сюзанной то, что доставляет ей удовольствие, от чего они оба в восторге? Они любят заниматься любовью. А почему бы ему не попробовать и со мной? Вне всякого сомнения, я готова пойти на это!

А что в этот самый момент думает Морис? Хочет ли он Сюзанну немедленно или же говорит себе, что, заставив меня отбросить простыню, он мог бы… Но нет, что толку от моих маленьких грудей и узкой щели с едва наметившимся затемнением между ног? Его это вряд ли заинтересует. Несомненно, чего ему в действительности хочется, так это замечательных черных завитков в нижней части живота Сюзанны, куда он может погрузиться. Возможно, в этом весь секрет: в толщине волос Сюзанны и Мориса, в нежном трении друг о друга этих упругих барашков, приносящем гораздо большее удовольствие, нежели слишком сухое, недолгое и незрелое удовлетворение, доставляемое самой себе?

— Твоя задача не займет много времени? — улыбается Морис.

— Не беспокойся, ты сможешь отправиться к Сюзанне, как только захочешь.

— Хорошо, — говорит Морис, усаживаясь на край постели.

Его глаза, должно быть, привыкли к мраку, потому что он вскоре находит мой учебник по математике, лежащий на письменном столе. Читает вопрос на странице, которую я ему указываю.

— Но это же так просто, Нея!

Я смотрю на руку Мориса: и на пальцах у него растут волосы. Я вслушиваюсь в его голос, несколько резковатый, но вместе с тем мягкий — как песок, сыплющийся сквозь пальцы. Я люблю математику, она мне всегда легко давалась. Все же, я думаю, Морис мыслит более логично, более ясно, чем мой учитель. Урок продолжается, и я счастлива. Мне даже удается поверить в то, что я хочу задержать Мориса здесь из-за задачи. Я забываю, что уже поняла ее. Благодаря ему я обнаружила, что могу преуспеть в логике. Я выдвигаю различные возражения, логично спорю, он воспринимает меня серьезно. Мне нравится спокойное «дерганье» моих слабых мыслей в море интеллекта. Я настолько поглощена своей сообразительностью, что даже совсем неожиданно забываю о своем теле. Простыня соскальзывает, и я вижу, как она падает. Тут же я убеждаю себя (лицемерно, конечно, но думаю об этом позже), что не заметила этого. Я собираюсь снова натянуть ее, но внезапно улавливаю новый оттенок в голосе Мориса. Мне кажется, речь его становится невнятной. Даже в полутьме я ощущаю на себе блуждание его глаз. Поэтому меняю тактику. Решившись, хотя и не без колебаний, я оставляю простыню там, где она находится — чтобы выяснить прежде всего, действительно ли он предпочитает большие белые титьки Сюзанны? Поймет ли он, что и у меня есть грудь? Кажется, он и впрямь так считает: вон даже читать стал быстрее, спотыкаясь чуть ли не на каждом слове. А я сейчас просто воплощенное спокойствие: лишь внимательно слежу за его пристальным взглядом, снова остановившемся на мне, — да, изучающе!