Нея - [3]

Откладываю дневник и вытаскиваю учебник. Существуют определенные ритуалы, которые мне нравятся. Я чувствую себя немного схожей с монахинями из Сен-Мари, украшающими алтарь тщательно и благочестиво. Я заигрываю с собой в саду чистой совести. В то время, как все девушки жалуются на то, что им слишком много задают на дом уроков, я почти на неделю опережаю учебную программу, хотя меня никто к этому не принуждает. Мои родители это одобряют. Каждый вечер я говорю им, что выполнила двойную норму перевода с английского до ланча и написала очерк днем. Тетя Алина, которая всегда завтракает здесь по четвергам, беспокоится:

— Эта юная леди слишком много работает. Ей не следует так переутомляться.

— Нет, нет, — говорит мама. — Пусть, она такая способная, ей все дается легко.

Я люблю производить хорошее впечатление!

Сюзанна просто конфетка, у нее замечательные белые груди с очень темными сосками, очерченными большими коричневатыми кругами. Мои соски розового цвета, и кажется, будто маленький ореол, окружающий их, менее белый, чем остальная кожа. Но что хуже всего — они маленькие и остроконечные. У Сюзанны же бархатистые и закругленные, как настоящие груди. Когда она громко разговаривает или наклоняется вперед, они мягко подрагивают. Напрасно я, раздевшись до пояса, наклоняюсь над раковиной, выгнув плечи вперед: мои собственные груди всегда остаются похожими на носик хорька. Они не кажутся мне женственными. Я безжалостно издеваюсь над большой задницей Сюзанны, хотя на самом деле завидую ей. У нее действительно роскошные ягодицы. Я бы, честно говоря, с таким удовольствием бы их гладила. Интересно, ласкают ли любовники ягодицы друг друга?

Мама отрывает меня от размышлений, чтобы загрузить работой в наказание за мои слишком уж грубые, по ее мнению, замечания.

Сюзанна только смеется и усаживается в стоящее рядом кресло почитать или послушать музыку.

— Если придет Морис, попросите подождать меня в гостиной, — говорит Сюзанна, вставая.

Она не любит излишней поспешности. Во всяком случае, и сама мама всегда внушала ей мысль, что иной раз разумно заставить мужчину подождать.

Сюзанна сняла ночную рубашку, потянулась. Уже несколько лет мы с ней занимаем разные комнаты и редко раздеваемся друг перед другом. Все же я всегда кое-что замечаю. Поэтому я тут как тут, когда, например, Сюзанна моется или хочет переодеться. Мне нравится смотреть на черную массу волос с густыми завитками под небольшой складкой в низу ее живота, совсем как у тициановских обнаженных женщин. Я стесняюсь смотреть на голую Сюзанну, но я люблю это чувство стыда. Пушок над лобковой костью — лишь шелковистое затемнение на губах, которые все еще кажутся детскими. Треугольник у Сюзанны слегка переходит на бедра, он густой и жизнерадостный, словно ковер «мокет».

Сюзанна скрывается в ванной в тот самый момент, когда слышится звонок у входной двери. Я бегу открывать. Это Морис. Увидев его, такого спокойного, безмятежного, я, находясь под впечатлением наготы Сюзанны, ее ягодиц и особенно черного треугольника, внезапно начинаю способом наложения подгонять возникший в моем воображении образ сестры к образу ее жениха. Глаза мои также моментально раздели Мориса. Я действительно видела однажды его голым — прошлым летом, когда он натягивал плавки на пляже. Тогда там не было даже небольшой кабинки для переодевания с водой и душем. Он думал, что кругом никого нет, и я увидела его, увидела его член, длинный, толстый, противный, болтающийся между ног. Вид этого громадного отвратительного предмета так поразил меня, что я никак не могу понять отношения к нему Сюзанны. Очевидно, они с Морисом должны тереться друг о друга, но если начистоту, не знаю, лучше ли было бы, если бы я имела эту странную разновидность палки вместо поросли. Возможно, если бы у мужчин был только волосяной покров, как у Сюзанны, было бы приятнее о него тереться. Но в отношении этого аппарата я не уверена, хотя мне определенно нравится смотреть на статуи, особенно греческие. У мужчин там такие замечательные маленькие краники, а вовсе не эти жуткие большие булавы. У них довольно привлекательные штуки, более похожие на маленькую птичку в своем гнезде; с плотными и круглыми яичками, находящимися под половым членом — еще прелестней. Но все равно это не так красиво, как маленький черный треугольник, такой бархатистый и пышный.

— Морис! Сюзанна просила передать, чтобы обождал в гостиной. Самое большее через четверть часа она будет готова.

А как насчет отца? Интересно, он тоже трогает раздутые и треугольные груди мамы? Или он живет один в своей комнате, потому что она не разрешает ему больше делать такое? Наверное, его это обижает. Возможно, он не любит женщин. Я знаю, существуют гомосексуалисты, которые не воспринимают женщин, они любят других мужчин и смотреть на них голых. Но у гомосексуалистов довольно высокие голоса, их манера поведения похожа на женскую. Отец не такой. Во всяком случае, иногда я слышу, как он шутит по поводу гомосексуалистов и их дам сердца, а это значит, что он таковым не является. Правда, мама и папа уже старые. Их не заботит секс и все такое. Это как если бы поздно ложиться спать: они не представляют, как счастливы бы они были, если бы могли вовсе не спать, как только им этого захочется, или же видеть друг друга голыми, если они не хотят при этом обидеть кого-то. Однако, возможно, и я, та, которая каждый раз хочет ложиться спать в полночь, постепенно привыкну к этому, и, может быть, со временем созерцание милого треугольника поросли не будет вызывать во мне никаких ассоциаций.