Невыдуманные истории - [84]

2. Доповнити текст власними враженнями й почуттями, які виникають у вас після читання

творів Кобзаря.

3. В чому актуальність поезії Шевченка сьогодні?

Учитель из «Мертвых поэтов» читал классу о методологии написания стихов. Бубнил

скучные термины, дети конспектировали… И вдруг говорит: «Это чушь! Вырывайте листы из

книги! Поэзию можно только чувствовать! Ее нельзя изучать! Это душа, интуиция, любовь…»

Пока ребята, шурша шпаргалками, «доповнювали текст власними враженнями й

почуттями», ласковая седая женщина тихонько подошла ко мне. Она достала из шкафа пачку

папок с «творческими работами» восьмиклассников.

— Ось, подивіться, яке чудо! З якою любов'ю в серці виконано!

Обожаю таких учителей, категория — «святые люди». Она искренне верит, что реферат под

названием «Кобзарі — виконавці народних дум» написан после глубочайшего изучения

материала и, конечно же, от всей тринадцатилетней души. Хорошо представляю маму, которая

до утра судорожно машет фломастерами, иллюстрируя дитятин интернет-опус колоритными

усатыми дядьками.

На перемене я увязалась за мальчиками. Честно говоря, думала, они пойдут в курилку

(оазис откровений), но они дружно отправились в столовую. Набор из куска холодной

гречневой каши и хлебной котлеты за двадцать лет не поменял ни цвета, ни вкуса. Какая там

степень дежавю? Не важно. Я села за стол.

— Ребят, честно, Кобзаря читали?

— Да-а-а, — протянули хором. (Ну да, я же взрослая.)

— Понравилось?

— Да-а-а.

— А что именно понравилось?

Тишина.

Я попыталась выяснить, собирается ли кто-нибудь написать правду в задании номер два?

Меня не поняли. Или побоялись. Зато когда спросила, кто куда думает поступать, компания

заметно оживилась.

Из шести человек четверо готовились в юракадемию.

— Неужели у всех призвание быть судьями и адвокатами? (Я правда удивилась.)

— Призвание? — улыбнулся Андрей. — Нет, это просто перспектива. Деньги, машина, дом.

Понимаете?

Понимаю. Я только не понимаю, как совместить жизненные ценности этих подростков и

«актуальність поезії Шевченка сьогодні». Какой-то алогичный симбиоз. Школа и реальность

— как параллельные прямые. (О! Евклида вспомнила.) ТАМ дети говорят на одном языке, ТУТ

на другом. Там они пишут враження про Кобзаря, тут упиваются Гарри Поттером. Что-то не

так.

Следующим уроком должна была быть «зарубіжна літ-ра». Но ее не было. 11-«А» обреченно

побрел на укр. мову дописывать переказ.

Я ушла. Двух часов для «материала» оказалось достаточно. Вспомнила главное. То, что

важнее Вейерштрасса. Этот урок мне точно пригодится. Теперь уже как родителю.

P. S. Зачем все-таки подчеркивать слова в предложении? Чтобы выражаться

художественнее? Но разве для этого не стоило просто обожать читать? Влюбиться в учителя

литературы? Прекрасного, свободного, творческого, интеллигентного. Который никогда не

произнесет фразу «выключила и зашла», который вместо программных сочинений «Катерина

— луч света в темном царстве» на всю жизнь оставит в сердце иронию Островского. Поэзию

Пушкина, драму Достоевского, слог Булгакова…

Да, я не люблю школу. Никогда не любила. Может быть, мне просто не везло с педагогами?!

Тот, из «Мертвых поэтов», говорил своим ученикам: «Если не можете чего-то понять, поменяйте угол зрения»! Сумасшедший. Он залазил на стол и видел класс по-другому, дети

повторяли за ним. С ногами (!). На учительский стол (!). КАКОЙ УЖАС!

А ведь цена вопроса — всего лишь протертая тряпкой деревяшка. С одной стороны. С

другой — свободные, мыслящие личности! Нужное подчеркнуть (и не важно, какой линией, отрывистой или точкой-тире).

Вечером я поделилась впечатлениями с девятилетней дочерью. Рано? Отнюдь. Самое время

менять угол зрения.

Потому что... Что-то не так. Уже двадцать лет не так.

MediaPort blogs, январь, 2010 г.

МОЕМУ МУЖЧИНЕ

Завтра твой день рождения, пап. Мама испечет пражский торт «Ёсенькин любимый»!

Встанет потихоньку, почти на рассвете, чтобы сюрприз... Ведь ты удивишься, правда!? Сашка

с утра начнет рисовать открытку «любимаму дидули». Достанет меня до белого каления: «А

этот цвет подходит? А деду понравится? А когда мы уже поедем?»… Ты наденешь байковую

тельняшку и целый день будешь принимать звонки. Хайфа, Мельбурн, Нью-Йорк, Тель-Авив, Вупперталь…

— Здоровье?! Отлично! Спасибо… Дети?! Дети замечательно! У меня прекрасные дети!

Внучка?! Внучка — ангел! Чистый ангел, я вам говорю… Нет, нет, не болею… тьфу, тьфу…

Ты стал совсем седой, пап. Почти не выходишь из дому. Стесняешься палки. И тебе очень

больно. Я знаю.

Ну зачем ты позволяешь Сашке взгромождаться тебе на колени?! Она ведь весит почти 30

кил! А потом ты тайком потираешь больную ногу, думаешь, не заметно?

Видела, как ты идешь со своей палочкой по двору. К тебе подбегают мальчишки: «Деда Ёся, почини»! И ты садишься на здоровое колено и надеваешь цепь на маленький велик. Как мне в

детстве. Руки в мазуте. Счастливый…

Помнишь мой первый велик, пап?! Мы купили его в «Детском мире». Красный такой, настоящий, двухколесный «Орленок» (не какой-то там «Зайчик» с колесиками по бокам). Он

пах краской и мазутом. Ты снял обертку с седла прямо возле входа в магазин: «Садись и едь!».

— Пап, я ж не умею!