Невозможный Кукушкин - [55]

Врачи, лечившие Славку целой комплексной бригадой, слушали его рассказы, качали головами, вздыхали… говорили, переглядываясь, долгое: «Да-а…» — и уходили ни с чем.

В конце каждого рабочего дня Славку навещал доктор Чернухин, который считал Кукушкина с того самого оживления едва ли не своим сыном.

Доктор Чернухин долго разговаривал с ним, смеялся, трепал его по волосам и между делом вставлял в разговор имена хорошо знакомых Славке людей: родителей, Нырненко и Пчелинцева, Гуслевича и Марьяны, Светланы Леонидовны и Перепёлкиной, и с надеждой вглядывался в Славкино лицо.

Но Славка пропускал эти имена, как простые, ничего не говорившие ему звуки, и снова вспоминал Тюнь-Тюня и Ешмыша, Геллу Грозоветку, доктора Чрефа.

Земная настоящая жизнь, казалось, навсегда ушла из его памяти.

Несколько раз к нему приходили родители, но он их так ни разу и не узнал. Расстроенные и подавленные, Василий и Людмила оставляли ему игрушки и подарки, но он смотрел мимо них и видел что-то своё.

Пробовали пустить к нему друзей — Андрюшку и Нырненко, — за ними, конечно, увязалась Перепёлкина, однако и при них Славка сидел на кровати, как неживой, и куда-то смотрел вдаль и опять что-то видел своё. Светлана Леонидовна вместе с Тагером навестила Кукушкина. Но никто, даже Тагер, его не расшевелил.

Из всех людей Славка принял лишь Гелю Веткину и Чернухина: они каким-то образом в его разгорячённом воображении напоминали ему Геллу и доктора Чрефа. Но относился он к ним дружелюбно.

У врачей совсем опустились руки, они стали между собой поговаривать, что у Славки неизлечимая болезнь памяти — этой таинственной Мнемозины — и что современная медицина пока ещё не в силах с ней справиться.

Не потеряли веру в Кукушкина только Геля и доктор Чернухин. День за днём они приходили к нему и упорно возвращали его к прошлой жизни — неужели всё в ней так плохо, что он не хочет о ней даже вспоминать?!

— Неужели нет на Земле ни одного человека, которого бы ты любил и хотел бы увидеть?

Славка растерянно пожимал плечами, он не знал, что ответить.

И тогда Геля пошла к Славке домой и в школу, чтобы узнать всё на месте. Может, родители и вправду не любили своего сына, может, школа не любила своего ученика…

У Кукушкиных было затемнение, не горело электричество, они сидели дома при свечке и ничего не делали. Людмила не варила обед, не стирала, не штопала и не шила. Она сидела, отгородившись Славкиными фотографиями — от года и до одиннадцати, — и строчила Славке письмо.

Василий не смотрел телевизор, не уткнулся в газету, не лежал на диване, не писал очередную статью.

Он расхаживал по комнате из угла в угол и разговаривал вслух:

— Когда Славка поправится, первым делом отправлюсь с ним на каток. Сколько раз он звал меня… Потом сходим на лыжах… Будем по вечерам мастерить с ним тачку… Сколько раз он просил меня помочь, а я…

Одна лишь Марьяна занималась хозяйством. Она варила и жарила, кипятила и пылесосила, стирала и шила платья кукле и обнимала её, приговаривая:

— Мы сегодня с Надей ходили гулять. Наде понравилось гуляние?

— Наде понравилось гуляние, — отвечала Марьяна за Надю Надиным голосом.

Кукушкины встрепенулись, когда на стук открыли дверь и увидели Гелю. Они знали, что Геля лечит их сына, и возлагали на неё большие надежды. «Надо лечить его каким-то особым способом, — говорила Геля, — но вот каким, не знаю…»

— Вспомнил?! — бросились родители к Геле.

— Пока не вспомнил, но есть маленькая надежда…

— Надежда… — вздохнули Кукушкины.

— Не Надежда, а Надя… Она ещё маленькая, — сказала Марьяна, вытаскивая Надю из-под мышки. — Ты правда маленькая, Надежда?

— Маленькая Надежда… — эхом откликнулись Кукушкины, усадили Гелю за стол и стали угощать всем, что у них было.

Однако Геле было не до угощения: она посмотрела на Марьяну и поняла: вот он способ, о котором она думала столько ночей!

— Ты Славу помнишь? — спросила Геля Марьяну.

— Славика?

Людмила и Василий задохнулись от возмущения: они скрывали от Марьяны тяжёлую Славкину болезнь и сказали ей, что Славка уехал далеко-далеко и, возможно, не вернётся…

Первое время Марьяна ждала Славку каждый день, а потом привыкла, что его всё время нет, и стала его забывать, и, казалось, совсем забыла.

— Да, Славика, — упрямо повторила Геля и выдержала возмущённый взгляд Кукушкиных.

— А Славик разве вернулся из далёко-далёко?

— Вернулся. Хочешь его видеть?

— Очень!

Марьяна опять запрыгала вместе с Надей и запела:

Славик вернулся.

Он был у ДАЛЁКА.

И свет завернулся у Самы Высока.

Геля засмеялась и стала её расспрашивать, кто такой Далёка, и кто такой Сам Высока.

И Марьяна ей всё объяснила, и Геля всё поняла.

— Надо ехать, — сказала Геля Василию и Людмиле. Они молчали и насторожённо сидели у горящей свечки, хотя уже дали электричество, но они этого не заметили. — Обязательно с Марьяной.

— С Марьяной?!

— Да. Я уже говорила — есть маленькая надежда.

— Есть маленькая Надя. Я уже тоже вам говорила, — сказала Марьяна деловито и обняла Надю и чмокнула её в щёку. — Ты — моя умница, да? Тоже поедешь к Славику…

Славка, как всегда, сидел на кровати и куда-то смотрел и видел что-то своё.

Марьяна и Надя вежливо постучались и вошли к нему в палату.