Невиновен - [45]

— А со старыми друзьями, которые живут здесь неподалеку, вы общаетесь?

— Несколько раз виделся с Лео Брумом. Лет десять назад. На Ближнем Востоке я ближе всех был с Кертисом Гетти, но его я после возвращения не видел ни разу.

— А еще? Рик Уинд?

— Я читал, что его убили. Вы поэтому ко мне пришли?

— Вы поддерживали отношения с Уиндом?

— Много лет уже не поддерживал. А раньше виделись. Но он стал какой-то странный. Купил ломбард в подозрительном районе. Не знаю. Он стал другим.

— А с Джеромом Кассиди?

— Нет. Ничего о нем не слышал с тех пор, как мы ушли из армии.

— А с Элизабет Ван Бюрен? Ее девичья фамилия…

— Элизабет Клэр, я знаю. Лиззи была куда лучшим солдатом, чем я, вот что я вам скажу.

— Но она уже не в армии, — сказал Роби.

— Ну, этому есть причина, — сказал Сигель. — У нее рак. Началось все с груди, потом пошло дальше. Она при смерти. Лежит в хосписе в Гейнсвилле.

— Вы ее навещали?

— Еще месяц назад навещал регулярно. Она была то в сознании, то без сознания. И все чаще без. На морфии. А сейчас я даже не знаю, жива ли она еще. Нехорошо, конечно, но очень уж тяжело было видеть ее такой.

— Как называется место, где она лежала?

— Центральный хоспис. Ехать по Двадцать девятому шоссе. Я вам скажу, всю эту ерунду мы привезли оттуда. Обедненный уран, ядовитые коктейли при взрыве каждого артиллерийского снаряда. И мы во всем этом по уши.

— Спасибо, вы очень помогли мне. — Роби протянул Сигелю свою визитку. — Если вспомните еще что-нибудь, позвоните мне.

Через двадцать минут они въезжали на парковку хосписа. Роби остановил машину и посмотрел на Вэнс:

— Вы пойдете или я?

— Я хочу пойти, — сказала Джули. — Может быть, она знает что-нибудь о моем папе.

— Возможно, она уже не в состоянии говорить, — заметила Вэнс.

— Зачем же мы тогда сюда приехали? — спросила Джули.

Роби сказал, обращаясь к Вэнс:

— Я возьму ее с собой. А вы ждите.

Хоспис представлял собой двухэтажное кирпичное здание со множеством окон, в нем царила приветливая, доброжелательная атмосфера. Было непохоже, что сюда людей привозят умирать.

Роби предъявил удостоверение, и их проводили в палату Элизабет Ван Бюрен. На подоконнике стояли цветы, из окна лился солнечный свет. У постели Ван Бюрен дежурила сиделка.

Неизлечимо больная женщина напоминала скелет. Она была подключена к аппарату искусственного дыхания — он закачивал ей в легкие воздух через вставленную в горло трубку. Еще одна трубка, для питания, была вставлена в желудок, и вокруг стояли многочисленные капельницы.

— Чем я могу вам помочь? — обратилась к ним сиделка.

— Мы хотели задать миссис Ван Бюрен несколько вопросов, — сказал Роби. — Но, кажется, это невозможно.

— Шесть дней назад ей подключили искусственное дыхание. Она на сильных болеутоляющих.

— Я из министерства обороны. Мы делаем опрос относительно службы в армии, и ее имя было названо как возможный источник информации.

— Ну, я не думаю, что она сможет помочь. У нее последняя стадия болезни.

Джули подошла к окну и взяла с подоконника фотографию.

— Мой папа служил в армии в одном отделении с миссис Ван Бюрен. Я хотела узнать от нее о его прошлом.

— Да, милая, я понимаю. Но что поделать. А это она со своей семьей.

Роби взял в руки фотографию. На ней была Ван Бюрен в ее лучшие дни, в зеленом костюме, с грудью, увешанной медалями. Рядом стояли мужчина, предположительно ее муж, и девочка возраста Джули.

— Это ее муж? — спросил Роби.

— Да. Джордж Ван Бюрен. А это их дочь Брук. Сейчас учится в колледже. Они регулярно сюда приходят.

— А еще кто-нибудь к ней приходит?

— Приходят несколько человек.

— У вас есть гостевая книга?

— Есть, на рецепции. Но там расписываются далеко не все.

— Почему?

— Потому что люди, которые приходят сюда навестить родных и близких, обычно очень опечалены и порой забывают расписаться. Или кто-то один расписывается за всю группу. И мы, как вы понимаете, проявляем гибкость.

— Понятно. Как давно она здесь?

— Четыре месяца.

— Это же очень долго для хосписа?

— Бывает, что и дольше лежат, а бывает, что меньше. И еще две недели назад миссис Ван Бюрен была совсем не такая, как сейчас.

— Но ведь аппарат искусственного дыхания может поддерживать в ней жизнь, пока его не отключат, правильно? Даже если она сама уже не сможет дышать?

Похоже, сиделке было неловко.

— Обычно при использовании аппарата искусственного дыхания больного выписывают из хосписа. Мы здесь не лечим и не поддерживаем жизнь искусственно.

— То есть использование аппарата искусственного дыхания в данной ситуации нетипично?

— Оно является основанием для выписки и отправки в больницу, — осторожно сказала сиделка.

— Тогда почему она на искусственном дыхании? — спросил Роби. — Есть шанс ее вылечить?

— Даже если бы я знала, я не смогла бы вам рассказать. Федеральный закон запрещает, и закон штата тоже. Единственное, что я могу сказать, — бывает, что семья доходит до такого состояния, что у нее появляется ложная надежда. — Сиделка обратилась к Джули. — Мне очень жаль, что она не сможет рассказать тебе про отца.

Джули прикоснулась к руке Ван Бюрен.

— Мне очень жаль, — сказала она умирающей.

И они ушли. Роби оставил сиделке визитку.