Невинные дамские шалости - [41]

— Все вроде бы складно, — придав себе задумчивый вид, кивнула я. — Только я хорошо знаю Альку: не тот она человек, чтобы бежать сломя голову на край света, даже и с алмазами в машине. Да и зачем они ей, скажи на милость? В деньгах она не нуждалась, тратила, сколько хотела. В алмазах я, конечно, не разбираюсь, но, по-моему, с ними полно хлопот, прежде чем они превратятся в деньги. Нет, насчет Альки ты заблуждаешься.

— Могла возникнуть ситуация, когда ей просто нельзя было оставаться в городе, — предположил он.

— Она нашла бы способ связаться со мной. У меня ее сотовый, чего ж проще, позвонить и сказать: не суетитесь, ребята, я жива, но домой не спешу. Хотя бежать куда-либо вообще не в ее натуре. Любую проблему она стала бы решать здесь.

— Ты считаешь, что ее нет в живых? — жестко спросил Миша, а я поежилась, хоть и высказал он мысль, с которой я подсознательно уже смирилась.

— Боюсь, что по-другому просто не получается, — уклончиво ответила я. — Записка могла быть написана в среду, ты видишь, что у меня здесь творится. Когда я ее обнаружила, она валялась под столом, вопрос: как долго? Однако, кто-то машину со стоянки забрал. Кто? Кто-то, тоже знавший об алмазах?

— Что ж, о них знал весь город? — разозлился Миша.

— У Сережи могли быть еще сообщники…

— Да, сплошная путаница, и концы с концами не сходятся. Это убеждает меня в том, что в деле есть некто третий, не хозяева алмазов и не их похитители… Стоп, а если Сережа перед смертью сказал, где они?

— Да ничего он не успел сказать. Все длилось минуту, не больше. Эти типы просто выволокли его из машины и застрелили… Извини, — опомнилась я.

Миша долго молчал.

— По крайней мере еще у одного человека был повод забрать «Ауди» со стоянки.

— У кого? — заинтересовалась я.

— У предполагаемого убийцы твоей подруги. Расчет прост: запутать следствие. Записка, взятая со стоянки машина, получается, что в четверг твоя подруга была еще жива.

— А на самом деле?

— Когда ее видели в последний раз?

— В среду, в восемь утра, она собиралась ехать на фабрику, на самом деле она туда не собиралась, но именно это сказала мужу. Они вместе позавтракали, и она уехала, а он к девяти отправился на работу.

— А на чем она собиралась ехать на дачу? На твоей машине?

— Нет, конечно. Она же ехала с Самохиным.

— Но он утверждает, что их встреча не состоялась, а соседи видели на даче открытые окна. На чем-то она туда добралась?

— На такси, я думаю. Как же еще?

— Ты звонила ей на дачу, но она не отвечала, так?

— Так, — кивнула я.

— Во сколько позвонила первый раз?

— После обеда.

— Значит, что бы ни произошло на даче, это произошло до обеда. Надо всерьез браться за Самохина.

Миша решительно тряхнул головой, а я чуть было не сунулась с вопросом: что мы ищем, убийц Сережи или алмазы? Однако задать его поостереглась. Меня лично интересовала Алька, так что Мишино рвение стоило поддержать.

Если алмазы и интересовали его, то о брате он точно не забыл, в этом я смогла вскоре убедиться.

— Вот что, — сказал Миша. — Едем ко мне на работу, посмотришь кое-какие фотографии, может, среди них есть тот, кто разговаривал с тобой ночью. Пора нам знать, с кем имеем дело. — И мы поехали к нему на работу.

По дороге он неожиданно спросил меня о родителях. Я насторожилась, но отвечала вполне спокойно и даже обстоятельно.

— Родители развелись уже давно, папа живет в Красноярске, мама вышла на пенсию и сейчас на даче. Есть еще старшая сестра, замужем, — в этом месте я вроде бы струхнула, но решила не врать и продолжила с полной откровенностью, — муж у нее еврей, когда они с Леной познакомились, учились в институте, а его семья к тому времени уже уехала в Израиль. Год после окончания института они жили здесь, а потом тоже уехали.

— Давно? — равнодушно спросил Миша.

— Семь лет. — Было ясно, мои родственники его не заинтересовали. Я мысленно вздохнула с облегчением, а потом почему-то обиделась.

Миша устроил меня в кабинете, выглядевшем чрезвычайно уныло. Над столом висела репродукция картины «Ленин в Горках», выцветшая, покрытая толстым слоем пыли, я с недоумением на нее уставилась. Миша, заприметив мой взгляд, сказал виновато:

— Она мне по наследству досталась, от предшественника. Все никак не соберусь выбросить.

Я с пониманием кивнула, продолжая осторожно оглядываться. Впрочем, особенно рассматривать было нечего: стол, два стула, кресло-развалюха у окна, шкаф у стены, металлическая вешалка, желтые шторы на окнах, по-моему, грязные. Кабинет нагонял тоску успешней, чем визит к зубному врачу. Я попробовала представить себя в таком кабинете, сидящей по шесть-семь часов в день, и поежилась. Конечно, мои «сугробы» в квартире выглядят чудовищно, но вид унылых неприютных кабинетов повергает меня в ужас. Именно поэтому я не могла до сих пор подыскать себе работу по душе. Придешь, глянешь — и возвращаться в такое место уже не хочется ни за какие коврижки.

— Ты давно здесь работаешь? — спросила я, пока Миша рылся в столе.

— Пять лет, — приподняв голову, ответил он.

Я мысленно охнула, но тут же решила, что мужчины менее восприимчивы к окружающей среде и такие вещи, как интерьер, их попросту не волнуют.