Невидимые - [3]

— Да и с прислугой тоже не сходится, — продолжил угреватый. Стремление показать себя знающим победило желание утаить информацию от конкурентов. — Полиция первым делом на нее и грешила. Но вышло так, что господин Грамс рассчитал свою задолго до нападения, а госпожа Павлова отпустила к родным. То есть прислуга, да и то — приходящая, имелась только у полковника и господина Коховского.

— Что же пропало? — обратился Бирюлев к Матрене.

— Так я ж не знаю. Гляжу, вроде не хватает кое-чего…

— Чего?

— Ну, вот часы у Леха Осиповича были. Большие. Золоченые. В кабинете стояли. Фигурка мраморная в спальне. И еще…

Не дослушав, репортеры бросились наперерез двум сутулым фигурам, подходившим к дому.

— Это снова невидимые? Четвертый случай?

— Кто-то подозревается?

Выставив вперед ладонь, старший сыщик — вислоусый и хмурый — без слов проследовал дальше. Тот, что помоложе, немного отстал и собрался что-то ответить, но, взглянув на коллегу, тоже решил сохранить молчание.

Кивнув городовым, сыщики зашли в дом.

Одновременно послышался хлопок и запахло магнием. Однако, судя по выражению лица, фотограф в сделанном кадре сомневался.

Репортеры вернулись на свой пост у входа.

— Четвертый случай, говорите? — спросил, подойдя ближе, господин в бежевом сюртуке и котелке.

— Да, и все с периодичностью в две недели, — отвечал, внимательно глядя на дверь, угреватый.

— Как вы сказали? Невидимые?

— Так их прозвали. Проникают в дома, не оставляя следов взлома.

— Однако. Кто бы мог подумать, — зевака сокрушенно прицокнул. — И как же они это делают? Подбирают ключи?

— Похоже на то. Если бы жертвы впускали их сами, то двери не остались бы запертыми. Но есть и другие странности, — язык угреватого окончательно развязался. — В полиции говорили, что погибшие не сопротивлялись. Их как будто застали врасплох.

— Спали?

Репортер покачал головой.

— Видели бы вы, где их нашли! Посмотрел я на двух последних.

— А я лично самого первого обнаружил, — вставил Бирюлев.

— И вещи. Никакого беспорядка. Они точно знали, где что лежит. Не брали все подряд. Сейф полковника… — угреватый кашлянул и пресек поток откровений. — Орудует банда. Это всем очевидно.

— Верно говорите, — откликнулась позабытая Матрена. — Я поняла, что в комнатах что-то не так, но если бы не Лех Осипович, то и внимания бы…

— Неужто всех убили тут, у нас? — перебил рабочий с разбитой губой и глубокой ссадиной на переносице — долговязый и до того худой, что поношенная поддевка висела на нем мешком. Он уже давно прислушивался к разговору.

— Не совсем. Здесь проживал только господин Грамс. Полковник и госпожа Павлова жили в других — и разных — кварталах.

— Мануфактурщица, — кивнул рабочий. — Как-то к ней нанимался. Слыхал, будто помешалась она под конец.

— Так вот и мой старик… Лех Осипович. Тоже в уме повредился, — оживилась Матрена.

Репортеры внимательно слушали, и она продолжила.

— Сказал мне никуда дальше первого этажа не ходить. Разговаривал сам с собой, смеялся. Велел еду для гостей готовить и на стол накрывать, будто бы кто его навещал — но ни разу такого не видела. Да и прачка я, не кухарка…

В стороне послышалось улюлюканье и игривый смех.

— Сударыня, постойте! Куда вы спешите? Пойдемте с нами.

— Не пристало такой, как вы, да одной.

Следом показался и источник оживления — молодая женщина в вечернем платье, выглядывающем из-под черного шелкового пальто. Шаловливые голоса не преувеличивали: она, в самом деле, и притягивала взгляды, и едва ли могла называться дамой. Бледная, с тенями усталости под глазами, барышня явно возвращалась с ночного ремесла. Впрочем, для обычной проститутки чересчур дорого одета.

Она тоже присоединилась к зевакам.

— Хороша чертовка! — заметил господин в бежевом.

— Это Елена Парижская, актриса, — уточнил Бирюлев.

— Какого театра?

— Ммм… "Париж".

— Что за театр такой? Впервые слышу, — мрачный, похоже, имел привычку отрицать совершенно все.

— Недавно открылся. На средства меценатов.

— То бишь, ее кота? — неприятно засмеялся рабочий.

— Всякое болтают…

— И что, хорошо играет? — с недоверием спросил мрачный.

— Ну… играет. Во всяком случае, посмотреть есть на что.

— Да, бесспорно!

— И каков же репертуар? — продолжал мрачный, явно не ценитель прекрасного.

Бирюлев ответил с некоторым сомнением:

— Кажется, я посещал "Даму с камелиями". Но в нынешнее воскресенье премьера. Будут давать "Три сестры".

Мрачный переглянулся с фотографом, совещаясь — стоит ли им упускать культурное событие. Раз уж шли серьезные постановки, то, может, новый театр и впрямь заслужил упоминания в газетной колонке.

— Да вы приходите, не пожалеете, — кокетливо растягивая слова, предложила сама виновница разговора.

— Благодарю за приглашение, сударыня. Если будем свободны, — сухо отвечал мрачный.

Господин в бежевом, наоборот, весьма живо уверил в своем визите.

— Но не желаете ли вы, сударыня, прежде отобедать со мной? — не стесняясь посторонних, поинтересовался он.

Актриса, смеясь, отказала и принялась расспрашивать о происшествии. Угреватый репортер в очередной раз пересказал всю историю, коря себя за болтливость.

Вскоре даже праздные зеваки, устав ждать новостей, начали разбредаться.